Странным судьба иногда одаряет авансом - силой упрямства живого сменить фазу дня! (с) Jam
не отпускала мысля вот и бредится. о феанорингах.
Время действия - где-то спустя сто лет после Дагор Аглареб. уточняется.
Феанариони неспешно готовятся к будущим битвам с Мелькором, однако Макалаурэ заботит вовсе не война, и он обращается за помощью к Атаринке.
криминала нет - читать можно всем.
за указание на фактические ошибки - горячая благодарность.
Теплый весенний ветер резвился под ярким утренним небом Таргелиона, весело заигрывая с молодой травой, тянувшейся к молодому Солнцу, которое бросало ослепительные блики на быстрые волны серебрившегося недалеко к северу отсюда Большого Гелиона. С травы нахальные порывы ветерка без зазрения совести перескакивали на легкие плащи собравшихся на поле эльфов, заигрывали с их блестящими на солнце волосами.
Воздух полнился самыми разнообразными звуками, начиная пением птиц и стуком молотков и заканчивая скрипом натягиваемых воротов и увлеченной квенийской руганью князя нолдор Куруфинве Атаринке Феанариона, руководившего происходящим на поле. Первым помощником пятого сына Феанаро в хитром деле организации полевых испытаний новых боевых машин, которые планировалось в будущем бросить против армий Моринготто, был его единственный сын Тьелперинквар. Сейчас юный мастер взгромоздился на вершину одной из испытуемых осадных башен и что-то там налаживал и подтягивал. Рубаха Тьелпе была распахнута, фамильно-черные волосы туго стянуты на затылке, чтобы не мешались, впрочем, несколько прядей таки выбилось, вынуждая нолдо то сдувать их с лица, то заправлять за левое ухо (из-за правого торчал огрызок угольного карандаша), щеки раскраснелись, глаза азартно сверкали, а вся работа в руках прямо таки горела. Каждый раз, натыкаясь взглядом на сына, Атаринке невольно улыбался, его сердце согревалось гордостью и отцовской любовью. Глядишь, пройдет еще несколько десятков лет и прозвище «Искусный» по праву перейдет к единственному внуку Феанаро. Сам Куруфинве, ни на какие верхотуры пока что не лез, руководя процессом с земли, доводя некоторые моменты до совершенства уже на ходу, внося необходимые пометки и дополнения в свою переплетенную в толстую кожу тетрадь. Братья иногда шутили, что Атаринке никогда с ней не расстается, за исключением тех случаев, когда рубит орков.
-оттягивай дальше, сотню валарауко на тебя! – Воскликнул Куруфинве, переведя взгляд на приводимую в боевую готовность группой эльфов из воинов Карнистиро солидных размеров баллисту. – До упора! Нужна максимальная дальность! - Ворот заскрежетал снова, оттягивая металлический трос дальше. В общем и целом Атаринке был доволен. Конечно не все, что собрали, было идеально, но для того, что бы выявить недочеты и довести орудия до ума эти испытания и были устроены. Больше всего Куруфинве ожидал момента, когда дойдет до проверки одного хитрого момента, суть которого состояла в том, что все эти сложные конструкции, путем нехитрых манипуляций за считанные мгновения, могли стать кучей бесполезного хлама, в том случае, если пришлось бы при отступлении оставить их на милость противнику. Никто из нолдор не был наивным до такой степени, чтобы думать, будто бы пока изгнанники активно готовятся к войне с Моринготто, сам Черный Вала в безделье сидит на своей падшей заднице, плюет в своды Ангамандо и чахнет над Сильмариллами, ну уж точно не все время, а уж его неглупый первый помощник и подавно. Атаринке вряд ли бы кому-то признался, даже Тьелпэ, что в глубине души уважал Жестокого и его мастерство, а проницательный Макалауре считал, что у них нечто сродни негласному соревнованию, но вслух ничего не говорил об этом и лишь заговорщически улыбался своим мыслям. Впрочем, это не мешало пятому сыну Феанаро яро ненавидеть черного майя и, если бы довелось Искусному сойтись с ним в бою, Куруфинвэ сделал бы все, что бы уничтожить Гортхаура. И уж тем более Атаринке не собирался оставлять Жестокому свои разработки, хорошо бы было, конечно вообще не отступать, но феанариони, при всей их гордости и амбициях, все же смотрели на вещи реально и предпочитали подложить соломку на место возможного падения. Сейчас машины выводили на позиции и приводили в боевую готовность, подтаскивали испытательные мишени. Куруфинве старался не упустить ни одной мелочи, впрочем, как всегда. Предвкушение зажигало в его стальных глазах яркое пламя азарта, что делало его и без того более остальных братьев, похожего на отца, каким-то живым воплощением Огненного Духа, будто бы Феанаро в такие моменты, ну и еще когда Атаринке полностью отдавался работе в кузне или мастерской, просто вселялся в тело своего пятого, любимого сына. Целеустремленный взгляд, видящий что-то, что подвластно только Мастеру, четкие, быстрые движения, резкие, отрывистые фразы... Это жутковатое, потустороннее ощущение иной раз, когда бывало особенно сильным, заставляло братьев вздрагивать, пусть всего на одно мгновение, необходимое чтобы напомнить себе, о том что …., но никто из феанарионов не испытывал от этого ощущения радости.
Помимо самого Атаринке с сыном и Карнистиро, на чьей земле происходили испытания, посмотреть на новые шедевры Искусного прибыли двое старших братьев. Сейчас они стояли на краю поля и наблюдали за происходящим. Майтимо, стоявший прищурившись и уперев руки в бока, был сосредоточен и будто бы просчитывал в уме, где и как использовать разработки младшего брата, хотя вероятно оно так в действительности и было, в последнее время Нэльяфинве, не смотря на то, что в Белерианде был мир, все больше и больше думал о войне. Макалауре, сидел на корточках и перебирал тонкими пальцами молодую траву, у Певца был спокойный, задумчивый и какой-то немного отсутствующий вид, к которому уже, в общем-то, окружающие привыкли, и считали, что второй сын Феанаро немного не от мира сего. Однако те, кто знал его лучше, в первую очередь, конечно братья, могли бы разглядеть в спокойных, серебристых глазах Кано тревогу – и не смутную, - а вполне определенную. Понять, что волновало Певца, тоже было не сложно, - для тех, кто его неплохо знал, разумеется, - Макалауре беспокоился о старшем брате, о том, что чем дальше, тем больше Майтимо погружается в какое-то болото. То, что Нэльо думал только о войне, особенно сейчас – это казалось Кано ненормальным, неправильным, и не столько разум твердил об этом Певцу, сколько кричали ощущения, которым Златокователь привык доверять. Что было причиной состояния старшего брата, Макалауре подозревал, а после недавнего визита кузена Финдекано в Химъярингэ, и его яростной ссоры с Нэльо, Певец почти не сомневался, что дело в ране, полученной братом при освобождении с проклятого Тангородрима. Невозмутимому обычно Кано хотелось кричать на старшего, так же, как кричал Финьо, пытаясь достучаться до здравого смысла Майтимо, треснуть кулаком по столу, чтоб до треска, а если мало, то и ударить брата, до крови, чтобы, наконец, разбить этот лед отчужденности, отчужденности, утягивавшей Нэльо в пустоту. Однако Златокователь знал, что это не поможет - порывистый Астальдо ничего той безобразной ссорой не достиг, так что Певец не тешил себя напрасными надеждами: чтобы вернуть брата к нормальной жизни нужно было что-то другое - совсем другое, об этом Кано хотел поговорить с младшими, так как у него самого уже никаких идей не было, в первую очередь с Искусным, ведь не зря говорили еще в Амане, что самые разумные головы в Феанаровом потомстве достались Нэльо и Атаринке. Краем мысли Макалауре пожалел, что Тьелкормо остался приглядывать за их с Искусным владениями - иногда третий феанарион рождал не слишком разумные, даже бредовые, но в итоге оказывавшиеся весьма эффективными, идеи. Хотя…. Увлечь Майтимо охотой Кано, который сам её не слишком любил, уже пытался – не помогло. Присутствия близнецов не ожидалось с самого начала, как братья договорились о проведении испытаний, и Певец пока не мог определиться, огорчен он этим фактом или нет, так как, хоть и соскучился по самым младшим, но в первую очередь Кано все-таки рассчитывал на основательных Атаринке и Морьо.
Морифинве Карнистиро стоявший на небольшом естественном возвышении – высокой кочке – на поле недалеко за спиной Атаринке довольно щурил темно-серые глаза и кривовато, но искренне улыбался, глядя на механизмы брата.
- Уж теперь-то Моринготто точно не поздоровиться, - шире улыбнулся четвертый феанарион, сжимая кулаки, уже предвкушая грядущие сражения. Не сказать, конечно, что затянувшийся мир тяготил Мрачного, от бесконечных сражений уставал даже он, да и по мелочи приходилось не раз обнажать верный двуручный меч, но перспективы, открывшиеся Карнистиро теперь, его явно радовали. К слову сказать, перед началом испытаний, двуручнику Мрачного пришлось основательно поработать - на северо-восточных границах Таргелиона стали появляться приблудные орки и разная мелкая пакость. Морифинве был рад лишний раз размяться, однако взял себе на заметку это шевеление.
Наконец, все установки были на местах и в полной готовности. Тьелпэ стремительно, словно подхваченный порывом весеннего ветерка, спустился на землю и в последний раз оббежал конструкции, что могли вызвать сложности, дабы лишний раз удостовериться, все ли в порядке. Подтянувшийся поближе к месту действия вместе с Нэльо, Кано невольно улыбнулся, отметив, что за ухом у племянника красуется уже другой карандаш.
-Все готово! – сообщил младший нолдо отцу и дядьям, Атаринке с улыбкой потрепал сына по и без того взъерошенным волосам и дал отмашку начинать. В следующий миг баллисты выстрелили, одна за другой с коротким интервалом, воздух наполнился треском, грохотом и прочим шумом, за которым подчас не было слышно друг друга, однако резкие команды Куруфинве, казалось, легко перекрывали всю эту какофонию.
-Весьма впечатлен, Атаринке – тем же вечером, когда родственники обосновались в самом просторном шатре разбитого на краю поля лагеря, произнес Майтимо, поднимая кубок крепкого вина за успехи брата – Пусть не ведает оружие промаха, а враг – пощады! Поднимем же кубки в честь нашего брата-мастера! Айя, Куруфинве Атаринке Феанарион!
Искусный пил вино, принимал поздравления от братьев и был искренне рад. Практически все получилось, как задумывалось, а что не так, так это еще доведется, главное – в целом нолдор получали сильную карту в предстоящей войне с Моринготто, а сам мастер удовлетворение, которое очень скоро побудит его творить дальше. Это воодушевляло, будоражило кровь и еще дальше и больше возбуждало фантазию нолдо. Как и у отца, голова Атаринке всегда была полна идеями, разной степени возможности воплощения – от смутных мыслей – полуобразов, до практически кристально ясных вещей, что надо было просто взять и сделать. Вот и сейчас Искусный уже думал о том, за что бы ему приняться дальше, он никак не мог выбрать - это была мука, но мука сладостная, наверно только присутствие братьев и какое-то едва ощутимое тревожное невидимое мерцание в воздухе мешало ему сей же час взяться за грифель и тетрадь и начать чертить, высчитывать, рисовать. В такие моменты пятый сын Феанаро становился особенно чувствительным к тому, что его окружало, покров жесткости, суровости, грубости, наращенный годами лишений и испытаний, словно приоткрывался, даря ощущение единства с миром, с самим собой, столь редкое для Дома Феанаро после Исхода. Вот и сейчас Атаринке четко увидел напряжение Нэльо, которое тот старательно пытался скрыть, сильную тревогу Кано, радость Морьо, разбавленную впрочем, какой-то рассеянностью, или растерянностью и конечно видел яркое, ясное и чисто счастье Тьелпэ. Атаринке улыбнулся сыну и вновь взял кубок.
Братья делились впечатлениями от увиденного, и в один прекрасный момент, когда уже не одна бутыль была раскупорена и осушена, Майтимо достал из небольшого походного тубуса скатанную карту северных земель Белерианда, раскатал её на шкуре, что бросили на пол шатра и прижал края пергамента, что бы те не скручивались.
- такие баллисты стали бы отличным дополнением линий обороны здесь, - Старший указал кинжалом на гряду холмов к северу от Заставы, - и здесь, - Майтимо снова ткнул лезвием в карту. Карнистиро с интересом посмотрел, потер подбородок в раздумье и посоветовал перенести задуманное улучшение чуть-чуть к западу. Нэльо сдвинул брови, покрутил выбившуюся из косы рыжую прядь, видимо что-то прикидывая в уме, и ответил, что можно бы было попробовать. Тьельпэ сунулся под руку Морифинве и вручил самому старшему дяде карандаш из-за уха, на случай, если тот передумает дырявить карту. Макалауре же, глядя на спонтанный военный совет, чуть не схватился за голову, поднял обреченный взгляд и столкнулся со стальными глазами Атаринке, в которых читалось что-то похожее на понимание.
-Я пойду прогуляюсь, - произнес Кано, легко поднимаясь на ноги и несколько вымучено улыбаясь братьям, - подышу немного.
- смотри не заблудись – пошутил в ответ Морьо, - если что, зови, - Мрачный подмигнул Певцу и вновь вернулся к мучимой Нэльо карте.
-можешь не сомневаться, позову – отвечал Златоткователь, уже выскальзывая из шатра.
Опустившаяся на Таргелион ночь была хороша. Макалауре полной грудью вдохнул свежий, прохладный весенний воздух, прикрывая от удовольствия глаза и на миг забыв, где находится и что делает. Но только на миг, вздохнув, Певец тряхнул гладкой черной шевелюрой и плавным шагом направился в сторону от лагеря. Вскоре привычные звуки стали тише, и Кано окружила безлунная весенняя ночь во всем своем великолепии хмельного аромата трав и сумасшедших песен ночных птах и цикад. Молодые звезды лукаво перемигивались между собой. Макалаурэ взял с собой лютню, не задумываясь, по привычке, он уже довольно давно не касался струн, но сейчас обнаруживать свое присутствие – значило бы нарушить какую-то хрупкую, щемящую красоту, что его окружала, поэтому Певец просто опустился на толстый ствол поваленного много лет назад дерева, слушал, прикрыв серебристые глаза, и ждал. Ждать пришлось не очень долго, впрочем, Кано и не считал минуты, полностью растворившись в окружавших его звуках и ароматах весны. Макалауре услышал приближающиеся шаги Атаринке, но ничего не сказал и не открывал глаз, ждал. Искусный сорвал травинку, сунул в рот и уселся рядом с Певцом.
-С нашим старшим что-то не так, - не спросил, подытожил Куруфинвэ.
-Это все рука, - не стал ходить вокруг да около Макалаурэ, - он научился сражаться без неё, но… не знает, как жить без неё, в мире, когда не надо воевать, и, похоже, не хочет знать. - Кано открыл глаза и теперь внимательно смотрел на брата. – Знаешь, он даже с Финьо разругался - страшно, - Куруфинве недоверчиво присвистнул, и Певец кивнул, - я не знаю, что делать, он не хочет жить, он ищет войны, а кто ищет войну – находит Смерть, как нашел наш отец. Я не хочу, что бы Нэльо повторил его путь, - длинные, изящные, обманчиво хрупкие пальцы Певца легли на жесткую руку Искусного и крепко сжали. – Но я уже не знаю, что делать, брат. Он уходит, из этой жизни, от нас, с каждым днем все дальше и дальше, мы должны что-то придумать, иначе потеряем Нэльо.
-Я тебя понял, Кано, - Атаринке пристально посмотрел в жидкое серебро глаз брата, его собственные глаза потемнели и в ночи казались черными. – Я что-нибудь обязательно придумаю. Мы не дадим ему пропасть!
Время действия - где-то спустя сто лет после Дагор Аглареб. уточняется.
Феанариони неспешно готовятся к будущим битвам с Мелькором, однако Макалаурэ заботит вовсе не война, и он обращается за помощью к Атаринке.
криминала нет - читать можно всем.
за указание на фактические ошибки - горячая благодарность.
1.
Теплый весенний ветер резвился под ярким утренним небом Таргелиона, весело заигрывая с молодой травой, тянувшейся к молодому Солнцу, которое бросало ослепительные блики на быстрые волны серебрившегося недалеко к северу отсюда Большого Гелиона. С травы нахальные порывы ветерка без зазрения совести перескакивали на легкие плащи собравшихся на поле эльфов, заигрывали с их блестящими на солнце волосами.
Воздух полнился самыми разнообразными звуками, начиная пением птиц и стуком молотков и заканчивая скрипом натягиваемых воротов и увлеченной квенийской руганью князя нолдор Куруфинве Атаринке Феанариона, руководившего происходящим на поле. Первым помощником пятого сына Феанаро в хитром деле организации полевых испытаний новых боевых машин, которые планировалось в будущем бросить против армий Моринготто, был его единственный сын Тьелперинквар. Сейчас юный мастер взгромоздился на вершину одной из испытуемых осадных башен и что-то там налаживал и подтягивал. Рубаха Тьелпе была распахнута, фамильно-черные волосы туго стянуты на затылке, чтобы не мешались, впрочем, несколько прядей таки выбилось, вынуждая нолдо то сдувать их с лица, то заправлять за левое ухо (из-за правого торчал огрызок угольного карандаша), щеки раскраснелись, глаза азартно сверкали, а вся работа в руках прямо таки горела. Каждый раз, натыкаясь взглядом на сына, Атаринке невольно улыбался, его сердце согревалось гордостью и отцовской любовью. Глядишь, пройдет еще несколько десятков лет и прозвище «Искусный» по праву перейдет к единственному внуку Феанаро. Сам Куруфинве, ни на какие верхотуры пока что не лез, руководя процессом с земли, доводя некоторые моменты до совершенства уже на ходу, внося необходимые пометки и дополнения в свою переплетенную в толстую кожу тетрадь. Братья иногда шутили, что Атаринке никогда с ней не расстается, за исключением тех случаев, когда рубит орков.
-оттягивай дальше, сотню валарауко на тебя! – Воскликнул Куруфинве, переведя взгляд на приводимую в боевую готовность группой эльфов из воинов Карнистиро солидных размеров баллисту. – До упора! Нужна максимальная дальность! - Ворот заскрежетал снова, оттягивая металлический трос дальше. В общем и целом Атаринке был доволен. Конечно не все, что собрали, было идеально, но для того, что бы выявить недочеты и довести орудия до ума эти испытания и были устроены. Больше всего Куруфинве ожидал момента, когда дойдет до проверки одного хитрого момента, суть которого состояла в том, что все эти сложные конструкции, путем нехитрых манипуляций за считанные мгновения, могли стать кучей бесполезного хлама, в том случае, если пришлось бы при отступлении оставить их на милость противнику. Никто из нолдор не был наивным до такой степени, чтобы думать, будто бы пока изгнанники активно готовятся к войне с Моринготто, сам Черный Вала в безделье сидит на своей падшей заднице, плюет в своды Ангамандо и чахнет над Сильмариллами, ну уж точно не все время, а уж его неглупый первый помощник и подавно. Атаринке вряд ли бы кому-то признался, даже Тьелпэ, что в глубине души уважал Жестокого и его мастерство, а проницательный Макалауре считал, что у них нечто сродни негласному соревнованию, но вслух ничего не говорил об этом и лишь заговорщически улыбался своим мыслям. Впрочем, это не мешало пятому сыну Феанаро яро ненавидеть черного майя и, если бы довелось Искусному сойтись с ним в бою, Куруфинвэ сделал бы все, что бы уничтожить Гортхаура. И уж тем более Атаринке не собирался оставлять Жестокому свои разработки, хорошо бы было, конечно вообще не отступать, но феанариони, при всей их гордости и амбициях, все же смотрели на вещи реально и предпочитали подложить соломку на место возможного падения. Сейчас машины выводили на позиции и приводили в боевую готовность, подтаскивали испытательные мишени. Куруфинве старался не упустить ни одной мелочи, впрочем, как всегда. Предвкушение зажигало в его стальных глазах яркое пламя азарта, что делало его и без того более остальных братьев, похожего на отца, каким-то живым воплощением Огненного Духа, будто бы Феанаро в такие моменты, ну и еще когда Атаринке полностью отдавался работе в кузне или мастерской, просто вселялся в тело своего пятого, любимого сына. Целеустремленный взгляд, видящий что-то, что подвластно только Мастеру, четкие, быстрые движения, резкие, отрывистые фразы... Это жутковатое, потустороннее ощущение иной раз, когда бывало особенно сильным, заставляло братьев вздрагивать, пусть всего на одно мгновение, необходимое чтобы напомнить себе, о том что …., но никто из феанарионов не испытывал от этого ощущения радости.
Помимо самого Атаринке с сыном и Карнистиро, на чьей земле происходили испытания, посмотреть на новые шедевры Искусного прибыли двое старших братьев. Сейчас они стояли на краю поля и наблюдали за происходящим. Майтимо, стоявший прищурившись и уперев руки в бока, был сосредоточен и будто бы просчитывал в уме, где и как использовать разработки младшего брата, хотя вероятно оно так в действительности и было, в последнее время Нэльяфинве, не смотря на то, что в Белерианде был мир, все больше и больше думал о войне. Макалауре, сидел на корточках и перебирал тонкими пальцами молодую траву, у Певца был спокойный, задумчивый и какой-то немного отсутствующий вид, к которому уже, в общем-то, окружающие привыкли, и считали, что второй сын Феанаро немного не от мира сего. Однако те, кто знал его лучше, в первую очередь, конечно братья, могли бы разглядеть в спокойных, серебристых глазах Кано тревогу – и не смутную, - а вполне определенную. Понять, что волновало Певца, тоже было не сложно, - для тех, кто его неплохо знал, разумеется, - Макалауре беспокоился о старшем брате, о том, что чем дальше, тем больше Майтимо погружается в какое-то болото. То, что Нэльо думал только о войне, особенно сейчас – это казалось Кано ненормальным, неправильным, и не столько разум твердил об этом Певцу, сколько кричали ощущения, которым Златокователь привык доверять. Что было причиной состояния старшего брата, Макалауре подозревал, а после недавнего визита кузена Финдекано в Химъярингэ, и его яростной ссоры с Нэльо, Певец почти не сомневался, что дело в ране, полученной братом при освобождении с проклятого Тангородрима. Невозмутимому обычно Кано хотелось кричать на старшего, так же, как кричал Финьо, пытаясь достучаться до здравого смысла Майтимо, треснуть кулаком по столу, чтоб до треска, а если мало, то и ударить брата, до крови, чтобы, наконец, разбить этот лед отчужденности, отчужденности, утягивавшей Нэльо в пустоту. Однако Златокователь знал, что это не поможет - порывистый Астальдо ничего той безобразной ссорой не достиг, так что Певец не тешил себя напрасными надеждами: чтобы вернуть брата к нормальной жизни нужно было что-то другое - совсем другое, об этом Кано хотел поговорить с младшими, так как у него самого уже никаких идей не было, в первую очередь с Искусным, ведь не зря говорили еще в Амане, что самые разумные головы в Феанаровом потомстве достались Нэльо и Атаринке. Краем мысли Макалауре пожалел, что Тьелкормо остался приглядывать за их с Искусным владениями - иногда третий феанарион рождал не слишком разумные, даже бредовые, но в итоге оказывавшиеся весьма эффективными, идеи. Хотя…. Увлечь Майтимо охотой Кано, который сам её не слишком любил, уже пытался – не помогло. Присутствия близнецов не ожидалось с самого начала, как братья договорились о проведении испытаний, и Певец пока не мог определиться, огорчен он этим фактом или нет, так как, хоть и соскучился по самым младшим, но в первую очередь Кано все-таки рассчитывал на основательных Атаринке и Морьо.
Морифинве Карнистиро стоявший на небольшом естественном возвышении – высокой кочке – на поле недалеко за спиной Атаринке довольно щурил темно-серые глаза и кривовато, но искренне улыбался, глядя на механизмы брата.
- Уж теперь-то Моринготто точно не поздоровиться, - шире улыбнулся четвертый феанарион, сжимая кулаки, уже предвкушая грядущие сражения. Не сказать, конечно, что затянувшийся мир тяготил Мрачного, от бесконечных сражений уставал даже он, да и по мелочи приходилось не раз обнажать верный двуручный меч, но перспективы, открывшиеся Карнистиро теперь, его явно радовали. К слову сказать, перед началом испытаний, двуручнику Мрачного пришлось основательно поработать - на северо-восточных границах Таргелиона стали появляться приблудные орки и разная мелкая пакость. Морифинве был рад лишний раз размяться, однако взял себе на заметку это шевеление.
Наконец, все установки были на местах и в полной готовности. Тьелпэ стремительно, словно подхваченный порывом весеннего ветерка, спустился на землю и в последний раз оббежал конструкции, что могли вызвать сложности, дабы лишний раз удостовериться, все ли в порядке. Подтянувшийся поближе к месту действия вместе с Нэльо, Кано невольно улыбнулся, отметив, что за ухом у племянника красуется уже другой карандаш.
-Все готово! – сообщил младший нолдо отцу и дядьям, Атаринке с улыбкой потрепал сына по и без того взъерошенным волосам и дал отмашку начинать. В следующий миг баллисты выстрелили, одна за другой с коротким интервалом, воздух наполнился треском, грохотом и прочим шумом, за которым подчас не было слышно друг друга, однако резкие команды Куруфинве, казалось, легко перекрывали всю эту какофонию.
-Весьма впечатлен, Атаринке – тем же вечером, когда родственники обосновались в самом просторном шатре разбитого на краю поля лагеря, произнес Майтимо, поднимая кубок крепкого вина за успехи брата – Пусть не ведает оружие промаха, а враг – пощады! Поднимем же кубки в честь нашего брата-мастера! Айя, Куруфинве Атаринке Феанарион!
Искусный пил вино, принимал поздравления от братьев и был искренне рад. Практически все получилось, как задумывалось, а что не так, так это еще доведется, главное – в целом нолдор получали сильную карту в предстоящей войне с Моринготто, а сам мастер удовлетворение, которое очень скоро побудит его творить дальше. Это воодушевляло, будоражило кровь и еще дальше и больше возбуждало фантазию нолдо. Как и у отца, голова Атаринке всегда была полна идеями, разной степени возможности воплощения – от смутных мыслей – полуобразов, до практически кристально ясных вещей, что надо было просто взять и сделать. Вот и сейчас Искусный уже думал о том, за что бы ему приняться дальше, он никак не мог выбрать - это была мука, но мука сладостная, наверно только присутствие братьев и какое-то едва ощутимое тревожное невидимое мерцание в воздухе мешало ему сей же час взяться за грифель и тетрадь и начать чертить, высчитывать, рисовать. В такие моменты пятый сын Феанаро становился особенно чувствительным к тому, что его окружало, покров жесткости, суровости, грубости, наращенный годами лишений и испытаний, словно приоткрывался, даря ощущение единства с миром, с самим собой, столь редкое для Дома Феанаро после Исхода. Вот и сейчас Атаринке четко увидел напряжение Нэльо, которое тот старательно пытался скрыть, сильную тревогу Кано, радость Морьо, разбавленную впрочем, какой-то рассеянностью, или растерянностью и конечно видел яркое, ясное и чисто счастье Тьелпэ. Атаринке улыбнулся сыну и вновь взял кубок.
Братья делились впечатлениями от увиденного, и в один прекрасный момент, когда уже не одна бутыль была раскупорена и осушена, Майтимо достал из небольшого походного тубуса скатанную карту северных земель Белерианда, раскатал её на шкуре, что бросили на пол шатра и прижал края пергамента, что бы те не скручивались.
- такие баллисты стали бы отличным дополнением линий обороны здесь, - Старший указал кинжалом на гряду холмов к северу от Заставы, - и здесь, - Майтимо снова ткнул лезвием в карту. Карнистиро с интересом посмотрел, потер подбородок в раздумье и посоветовал перенести задуманное улучшение чуть-чуть к западу. Нэльо сдвинул брови, покрутил выбившуюся из косы рыжую прядь, видимо что-то прикидывая в уме, и ответил, что можно бы было попробовать. Тьельпэ сунулся под руку Морифинве и вручил самому старшему дяде карандаш из-за уха, на случай, если тот передумает дырявить карту. Макалауре же, глядя на спонтанный военный совет, чуть не схватился за голову, поднял обреченный взгляд и столкнулся со стальными глазами Атаринке, в которых читалось что-то похожее на понимание.
-Я пойду прогуляюсь, - произнес Кано, легко поднимаясь на ноги и несколько вымучено улыбаясь братьям, - подышу немного.
- смотри не заблудись – пошутил в ответ Морьо, - если что, зови, - Мрачный подмигнул Певцу и вновь вернулся к мучимой Нэльо карте.
-можешь не сомневаться, позову – отвечал Златоткователь, уже выскальзывая из шатра.
Опустившаяся на Таргелион ночь была хороша. Макалауре полной грудью вдохнул свежий, прохладный весенний воздух, прикрывая от удовольствия глаза и на миг забыв, где находится и что делает. Но только на миг, вздохнув, Певец тряхнул гладкой черной шевелюрой и плавным шагом направился в сторону от лагеря. Вскоре привычные звуки стали тише, и Кано окружила безлунная весенняя ночь во всем своем великолепии хмельного аромата трав и сумасшедших песен ночных птах и цикад. Молодые звезды лукаво перемигивались между собой. Макалаурэ взял с собой лютню, не задумываясь, по привычке, он уже довольно давно не касался струн, но сейчас обнаруживать свое присутствие – значило бы нарушить какую-то хрупкую, щемящую красоту, что его окружала, поэтому Певец просто опустился на толстый ствол поваленного много лет назад дерева, слушал, прикрыв серебристые глаза, и ждал. Ждать пришлось не очень долго, впрочем, Кано и не считал минуты, полностью растворившись в окружавших его звуках и ароматах весны. Макалауре услышал приближающиеся шаги Атаринке, но ничего не сказал и не открывал глаз, ждал. Искусный сорвал травинку, сунул в рот и уселся рядом с Певцом.
-С нашим старшим что-то не так, - не спросил, подытожил Куруфинвэ.
-Это все рука, - не стал ходить вокруг да около Макалаурэ, - он научился сражаться без неё, но… не знает, как жить без неё, в мире, когда не надо воевать, и, похоже, не хочет знать. - Кано открыл глаза и теперь внимательно смотрел на брата. – Знаешь, он даже с Финьо разругался - страшно, - Куруфинве недоверчиво присвистнул, и Певец кивнул, - я не знаю, что делать, он не хочет жить, он ищет войны, а кто ищет войну – находит Смерть, как нашел наш отец. Я не хочу, что бы Нэльо повторил его путь, - длинные, изящные, обманчиво хрупкие пальцы Певца легли на жесткую руку Искусного и крепко сжали. – Но я уже не знаю, что делать, брат. Он уходит, из этой жизни, от нас, с каждым днем все дальше и дальше, мы должны что-то придумать, иначе потеряем Нэльо.
-Я тебя понял, Кано, - Атаринке пристально посмотрел в жидкое серебро глаз брата, его собственные глаза потемнели и в ночи казались черными. – Я что-нибудь обязательно придумаю. Мы не дадим ему пропасть!
конец первой (всего наверное будет две(или три)) части.
@темы: Фанфикшн
-
-
06.12.2010 в 20:54Единственное - сокращение "Финьо" режет и по глазам, и по нервам.
-
-
06.12.2010 в 22:33Единственное - сокращение "Финьо" режет и по глазам, и по нервам. - оно тут только что бы не было путаницы между Кано-Финве и Финде-Кано. Сам думаю, что можно с этим сделать.
-
-
20.11.2011 в 18:27Приятный текст.