Приглашаем=)

[Диарнур Тельперос]

@темы: Интересности

---

[Magnus Kervalen]

Feanor by ~kimberly80 on deviantART

@темы: Феанор, Фанарт

---

Феанор от Matsumoto sensei (Atarinke)

[Magnus Kervalen]

Не могу сказать, что я от него в восторге. Но мне нравится стиль этого автора.


«Феанор» на Яндекс.Фотках

@темы: Фанарт

---

Обновление у Дженни Дольфен

[Magnus Kervalen]

Затмение Валинора. Финвэ умирает на руках у Феанора.

@музыка: Blind Guardian - Nightfall

@темы: Феанор, Дженни Дольфен, Финвэ, Фанарт

---

Келегорм|Куруфин попадают в пояс Мелиан.

[Amarth]

Один из моих текстов с Драббл-Феста.
Юмор.

- Курво, ты разиня! - Заявил авторитетно Турко, пиная аккуратную, поросшую грибами кочку, - мало того, что не убил, так этот олень с твоей стрелой еще и до болота этого добежать сумел.
- Кто бы говорил, - фыркнул младший, отмахиваясь от жужжащих комаров, не то, что бы они его кусали, просто звук раздражал, - следопыт, который полдня ищет подстреленного оленя.
- не нравится, сам ищи! - парировал Охотник, изучая обломанные ветки чахлого кустика.
Перебранка была у братьев традиционным способом сброса накатившего напряжения, так как обоих уже изрядно нервировала пошедшая не по плану небольшая охота, на которую феанариони никого больше и не взяли. Чем дальше, тем больше Атаринкэ казалось, что они идут куда-то не туда, а Тьелкормо и вовсе был в этом уверен. Вернее, он был уверен, что они идут на запад, но при этом точно знал, что то болотце должно уже кончиться. Так же, он твердо знал еще одну вещь, что если при указанных исходных данных ожидаемого результата нет, то, следовательно, происходит нечто непредвиденное. Охотничий азарт потихоньку отступал, хотя упрямство еще держалось.
- О! Тиро! Вон он олень-то! - воскликнул Курво за спиной у брата и вновь выстрелил, в ответ раздался звук, ну никак не похожий на крик раненного зверя и падение тела в траву. Что-то ни то свистнуло, ни то ухнуло.
- Не верь глазам своим... - пробормотал старший...
- Ты о чем? - не понял Курво.
- Вот смотри, я вижу на бревне, вперед и слева, рядом с цветущим папоротником, прекрасную деву. Заметь, она кажется мне прекрасной, не смотря на то, что у неё седые волосы, зеленая кожа, змеиный хвост, четыре руки и крылья, как у стрекозы, только побольше.
- Не вижу ни девы, ни папоротника! - резко ответил Куруфинвэ, быстро оглядывая болото, хватит меня разыгрывать, это уже не смешно.
- Хорошо, что не смешно, - вздохнул Турко и признал, - надо выбираться отсюда. Дурное место.
- Слушай, хватит ходить вокруг до около, скажи прямо, что происходит! - Атаринкэ резко развернул брата за плечо, лицом к себе. Авакуэттима... - Что у тебя с глазами?! - невольно отшатнувшись от брата, младший отступил на шаг.
- Не верь глазам своим, - устало вздохнул Тьелкормо. - Что ты видишь?
- Что у тебя глаза желтые, а зрачки вертикальные.
- Такое может быть?
- Нет.
- Вот и не верь. Зажмурься и посмотри боковым зрением.
Курво выполнил указания, и, правда, если смотреть искоса, то глаза у брата - обычные светлые, которые то в зелень, то в серебро, то в голубой, цветом отдают. Правда, сейчас они заметно потемнели и зрачок расширен.
- Брат, что происходит?
- Я не знаю, но это похоже на действие дыма от травы, которую мы с Макалаурэ как-то нарвали в Лориэне, а потом случайно подожгли... Видишь то, чего нет. Кстати, у тебя вода осталась?
- Значит, с Макалаурэ траву рвали, а меня не позвали, - фыркнул Атаринкэ, - есть, а что?..
- Ты тогда еще пешком под отцовский стол в мастерской ходил, - Турко наклонился над тропой, внимательно что-то разглядывая, потом зажмурился, потянул носом воздух, затем глаза открыл, но зато зажал уши. - Просто пить нам потом очень сильно хотелось, - ответил он, выпрямляясь и слегка меняя направление.
- Потом, - ты уверен, что это потом настанет? - ехидно осведомился младший, за резкостью скрывая растерянность и на всякий случай наблюдая за братом, скосив глаза, как какая-нибудь птица.
- Настанет, главное, не паниковать и не идти у этого на поводу....
Сколько они блуждали, шарахаясь, оступаясь, задевая плечами невидимые деревья и перепрыгивая через несуществующие топи, и наблюдая невиданных даже Яванной и Оромэ существ, чувство времени они потеряли совсем, но не сдавались. Наконец, для разнообразия оба, они услышали перед собой шуршание кустарника и знакомый, некогда белый волкодав ткнулся хозяину носом в ладонь.
- Хвала Альдарону, - устало улыбнулся Турко, - на келвар это не действует.

@темы: Фанфикшн

---

Феанор с женой, а так же три сына.

[Amarth]

подобный рисунок у меня уже когда-то был, но уж очень я люблю эту пару.

(если непонятно, Феанаро тут в кузнечном переднике с "отвязанным" верхом.)

Здесь Кано, Турко и Морьо. "Как Маглор братьев на Тангородрим не пускал." у меня на ДэВе оно висит давно, но не выкладывал в дайри, надеясь сделать в цвете, но что-то не пошло, так что пусть остается графика.

@темы: Фанарт

---

подарок или муки творчества. Часть вторая.

[Amarth]

Продолжение. По прежнему без криминала, разве что AU

2.

Облака шустро бежали по ясному весеннему небу, то скрывая припекавшее солнце, то вновь позволяя горячим лучам беспрепятственно скользить по истосковавшейся за время долгой зимы по теплу земле. Тьельперинквар Куруфинвион с видимым удовольствием запрокинул голову и, прикрыв глаза, подставил лицо уже почти по-летнему горячему солнцу.
- Смотри, с коня не свались. - Весело окликнул юного мастера ехавший немного позади отец. «Ну, надо же, - немного удивленно подумал Тьелпэ, - у него что, глаза еще и на макушке?»
- Я постараюсь, атаринья. – С улыбкой ответил внук Феанаро и бросил на Искусного быстрый взгляд. После того, как они с отцом вернулись из Таргелиона, того явно терзала некая идея, или даже вернее «Идея», поглотившая все внимание Куруфинвэ. Временами отец столь сильно походил на Феанаро, которым вновь всецело овладевал очередной дерзкий, изящный, недоступный никому другому замысел, что Тьельпэ становилось сильно не по себе, стоит, однако оговорится, что походил отец на Феанаро, еще тех времен, когда дед не сотворил Камней, и семья была для него главным в жизни. Впрочем, и сами Камни были созданы как раз для семьи. Он точно не понял тогда слова Мастера, да и сейчас не до конца понимал.… Но интуитивно чувствовал, что это было нечто большее, чем даже Свет. Спросить у отца и дядьев о том, что думали о Сильмариллах они, Тьельперинквар, однако никак не решался. В семье вообще предпочитали не говорить о Камнях и Клятве, слишком тяжким грузом легло все это на Первый Дом, каждый раз, когда вынужденно приходилось поднимать эти вопросы, Тьельпэ будто резко переставало хватать воздуха, а к горлу подступал комок. Только однажды, после разудалой охоты с Турко и Амбаруссар, когда глубокой ночью все уже изрядно отдали должное крепкому вину, сын Куруфинвэ попытался поговорить о Камнях. С Амбарто. Лицо старшего из близнецов, тогда неожиданно омрачилось, посуровело, темно-рыжие волосы показались в свете костра темным пламенем, извечно бодрое и ехидно-смешливое, неважно искреннее или напускное, настроение слетело не оставив и следа, и он стал неожиданно похожим на Феанаро.
- Моринготто похитил часть души Атара, - глядя в огонь, сказал Питьяфинвэ,- а ведь даже за часть души бьются, не считаясь ни с чем. Не для себя, а для того кому ты посвятил себя. И свою Душу. - Больше Тьелпэ ни о чем не спрашивал, так они и сидели, и какое-то странное напряжение все росло и росло, мысли о деде, о Камнях, о Враге, о Смуте и Исходе…. Нарушил это мрачное бдение Тьелкормо, вернувшийся из небольшого похода к ручью за водой. Как почувствовал, а может так оно и было - за дядюшкой водилось свойство появляться неожиданно, но очень вовремя. На правах старшего, Турко велел младшему брату и племяннику живо расползаться спать и пообещал разбудить с первыми лучами солнца. С тех пор Тьелпэ не говорил о Камнях ни с кем, вообще старался не думать, но нынешняя погруженность отца в себя тревожила Куруфинвиона. Сложно сказать, сильно ли он удивился решению Атаринкэ отправиться в поместье на юге Химлада, несколько раньше обычного. Уже несколько лет подряд Куруфинвэ и Тьелкормо проводили там летние месяцы, охотились, что-то мастерили, праздновали и вообще отдыхали, как могли. Нередко к ним присоединялись Морифинвэ или Амбаруссар, чуть реже и старшие братья. Становилось почти как когда-то в Амане, все вместе вот только… Тьелперинквар тряхнул головой, прерывая поток ненужных сейчас воспоминаний, а то, глядишь, замечтаешься так, что и в самом деле с лошади сверзишься.
Вскоре Атаринкэ, Тьельпэ и небольшой отряд воинов, сопровождавший их, миновали холмы и углубились под лесную тень. Стало прохладнее, а одуряющий воздух дурманил головы как молодое вино. Куруфинвэ удовлетворенно улыбнулся, смена обстановки должна была помочь ему прояснить мысли, дома, на Аглоне, все слишком напоминало о войне, это в некотором роде, конечно, тоже не давало его голове идеям простоя, обращало мысли в нужное практичное русло. В итоге появлялось оружие, новые боевые машины, а крепости нолдор обрастали новыми защитными сооружениями. Но сейчас Атаринкэ нужно было иное, Макалаурэ крепко озадачил его, что-то нужное вертелось на краю сознания, дразня, но никак не давалось, нужно было что-то новое и забытое.
Поместье, ласково называемое Тьелкормо охотничьим домиком, встретило гостей стуком топоров, молотков и голосами рубанков. Охотник действительно обживался тут уже несколько недель и без дела не сидел, большая часть частокола - тылы тылами, но чем рауко не шутит - была обновлена и белела свежей смолистой древесиной, конюшни раздались вширь, а сам дом грозил в ближайшее время обзавестись новой пристройкой. Во дворе перешучивались и переругивались мастеровые, собаки, зачем-то отпущенные из псарни, бродили, где попало, периодически заливисто лаяли и путались под ногами, громоздились штабеля досок и бревен, а сам Турко восседал на коньке крыши и прикреплял новый флюгер в форме, кто бы сомневался, восьмиконечной звезды. Видимо, из-за своего высокого положения в пространстве, Тьелкормо и увидел брата и племянника со свитой первым, он их ждал, но как-то сейчас заработался, однако все необходимые распоряжения были отданы еще с утра. У вновь прибывших как раз забрали лошадей, когда Тьелкормо сжал брата в могучих объятиях, Атаринкэ невольно отметил, что с их последней встречи, несколько месяцев назад, брат почти не изменился, разве что уже успел хорошо загореть, а его волосы снова сильно выгорели. Похоже, Турко не изменил себе и предпочитал все возможное время находиться на свежем воздухе за делом или забавой. Хоть что-то не меняется к худшему.
Откуда-то из-за штабелей досок выбежал Хуан и ткнулся Тьельперинквару головой в живот, Куруфинвион расхохотался и принялся трепать и гладить огромного пса. Братья со смехом и обычными своими шуточками, на которые кто-то другой мог бы и смертельно обидеться, а для Феанариони были обычным делом, направились в дом. Тьелпэ, шел следом за отцом и дядей и не уставал поражаться тому, с какой стороны в Эндорэ раскрылся его дядя. Дело в том, что в Амане Туркафинвэ в лучшем случае мастерил только луки, правда отличного качества да изредка мелкие поделки из дерева или камня, работа с металлом ему давалось с трудом, более чем за наконечниками стрел, он туда не ходил, конечно, когда отец и родной брат одни из лучших кузнецов на весь Валинор, с практической точки зрения это вовсе не критично, но вот иногда могло быть немного досадно. Однако здесь, в Белерианде Тьелкормо открыл для себя весь масштаб работы с деревом. Большую часть этого самого охотничьего поместья он построил сам, и вышло настолько светло, красиво и гармонично, словно здание было здесь всегда, являясь частью окружающего леса. Золотистые панели внутри, казалось, впитывали и усиливали свет, струящийся сквозь широкие окна с резными рамами. В комнатах с высокими потолками дышалось очень легко и вообще возникало ощущение спокойствия и какой-то легкости в движениях, в мыслях. Все здесь каким-то образом отражало создателя, легкость характера Тьелкормо, и в то же время было надежным, крепким, но вовсе не тяжелым или громоздким…
Когда гости освежились с дороги, был подан обед для дорогих гостей. Когда утолили первый голод, отдав должное таявшей во рту, ароматной дичи и крепкому вину, настало время разговоров. В первую очередь Турко осведомился о братьях, с которыми не виделся с ранней весны, поздравил Атаринкэ с удачными испытаниями, уточнил о ходе работ по установке новых орудий, сам рассказал о недавнем визите близнецов, который кто-то мог бы счесть охотничьей байкой, если бы не знал достаточно хорошо Амбаруссар и Тьелкормо.
- И, представь, - Охотник взмахнул рукой, державшей полупустой кубок, - вместо лисы в эту ловушку попался сам Тэльво, нет, потом он, конечно, выбрался, но мы три дня слонялись по лесу и искали его в совершенно другой стороне.
- А как же Хуан не нашел его? – удивился Тьелпэ и отправил в рот кусочек мяса.
- Наверное, из вредности, - предположил Атаринке, делая глоток вина и с опаской косясь на кубок в руке брата.
- Скорее всего, - хохотнул Турко, вновь сделав резковато движение рукой, не пролив, однако, ни одной капли. – Тэльво с детства любил подшучивать над Хуаном, я даже подозреваю, что тот намеренно заманил его в ловушку, за прошлые грехи.
Куруфинвиону очень хотелось услышать о прошлых грехах, но отец поинтересовался состоянием здешней кузницы, переводя разговор в более серьезное русло. Турко ответил, что там только перекрыли крышу, а старые заготовки, отправили в одну из кладовых. Атаринкэ удовлетворенно кивнул, что там были за заготовки, он, по правде сказать, уже даже и не помнил и вспоминать не особенно хотел. Вскоре, сославшись на усталость с дороги, младший брат, удалился в отведенные ему покои, пожелав Тьелкормо и сыну доброй ночи. Турко слегка удивился, обычно Куруфинвэ любил посидеть допоздна, но удивления своего не озвучил, Хуан завозился на медвежьей шкуре, расстеленной перед камином, и перевернулся на другой бок.
Тьелпэ несколько смутился вопросам любящего дядюшки по поводу того, не нашел ли Куруфинвион себе невесту. Племянник понимал, что пора бы привыкнуть, связанные Клятвой Феанариони видели в Тьельпэ надежду на продолжение рода, а тот невольно жалел свою возможную избранницу, к таким родственникам, как его любимые дядья привыкать придется долго.
Удалившийся Атаринкэ и в самом деле особенно не устал, не смотря на долгую дорогу, просто ему показалось, что он, наконец, нащупал нить.… Да, именно нить… несколько листов пергамента лежали перед ним исчерканные зарисовками, пока все это было не то, но Куруфинвэ чувствовал, что он на верном пути, в голове пронеслось смутное воспоминание. Что-то когда-то виденное им не у Махтана даже, у самого Ауле. Новый чертеж сильно отличался от предыдущих. Завтра же он приступит к образцам, с металлом определился сразу, только местный митрил, достаточно легкий, прочный и безвредный подобно серебру, но вот над механизмом стоило поработать.
Утро пятый сын Феанаро встретил в кузне за работой, пришел он сюда еще засветло, зажег светильники и настолько погрузился в миниатюрную кропотливую работу, что не заметил, как Анар поднялся по небосводу. Тьелкормо не слишком удивился, найдя брата за работой в такую рань. Еще вчера он понял, что у брата в голове засела какая-то хитрая идея, однако не стал ни о чем спрашивать – захочет сам расскажет, а когда сделает, то и непременно покажет результат. В том, что Тьельпэ не участвовал в этой работе, ничего удивительного тоже не было. Отец и сын могли трудиться над чем-то вместе, но у каждого из них хватало и собственных задумок, иногда они советовались друг с другом, но нередко работали и поодиночке. Турко хотел было зайти, но передумал, решив не отвлекать Атаринкэ, и направился дальше по двору, лавируя между штабелями досок, верстаками и прочим, только отметил про себя, что если брат не придет к завтраку надо будет кого-то послать в кузню.

***

Он видел как в тот день, когда был ребенком, золотые фигурки, они состоят их миниатюрных чешуек металла, и они двигаются, шарниры мягко поворачиваются и крохотная золотая танцовщица высотой не больше пальца кружиться в замысловатом танце, но что заставляет её двигаться? – Воля создавшего её или что-то еще?
- кукла слушает тебя и танцует, потому что ты Вала? – на вопрос совсем еще юного Феанариона Кователь ухмыляется в пышные усы и отвечает – нет, просто она предназначена для того, что бы танцевать. – Куруфинвэ хмурит черные брови и между ними залегает короткая вертикальная морщинка. – Не может быть так просто, ведь лук не стреляет сам, хоть и предназначен для этого, он стреляет только по воле стрелка.
Ауле снова улыбается в усы, похоже, настойчивость сына Феанаро ему по душе. – А кто сказал, что все так просто? То, что кажется простым и легким иной раз претерпело на пути к этому много сложностей. И ты прав, ничто не способно жить без воли, и она танцует потому, что кто-то это хочет, потому что это кому-то нужно.
– Чары, - шепотом произносит ученик. Ауле не отвечает, это и не нужно, лукавые искры в его глазах говорят сами за себя.

***

Мастерские Ауле из его детства и юности очень не хотелось покидать, но сон неумолимо таял, возвращая Атаринкэ обратно, в кузницу на юге Химладе, где нолдо как-то незаметно соскользнул в сон, опустив голову прямо на стол. Перебирая в голове детали сновидения, Куруфинвэ потянулся, размяв затекшие от неудобной позы мышцы, встал и пошел умыться холодной водой. Он не сомневался, что во сне была подсказка для его работы. Это было именно то самое воспоминание из прошлой жизни в Свете, которое до того от него ускользало. Теперь он не сомневался в том, как собрать детали и сделать их подвижными, тревожило пока только одно, но все больше и больше, сумеет ли он вложить в свое творение чары нужной силы. Сумеет ли сложить необходимые слова? Атаринкэ не корил наставника, за то, что тот не открыл ему тогда тайных слов, - в самом деле, тогда будущий мастер был еще слишком молод, что бы правильно понять и уж тем более использовать их, но, болрог побери! Как бы они пригодились ему теперь!
За своими мыслями, Атаринкэ не заметил подошедшего Тьелкормо, впрочем, вряд ли он бы заметил его, даже не будь поглощен своим новым замыслом. Третий сын Феанора ходил совершенно бесшумно, и сейчас приблизился к брату сбоку. Крепкая рука, опустившись на плечо, заставила вздрогнуть. Глаза братьев встретились.
- Изволил проснуться, замечательно – Иронически протянул Турко, - теперь завтрак, а потом на охоту! Возражения не принимаются, ты так весь мхом покроешься над своими железками! Подумать только, четвертый день безвылазно сидишь!

@темы: Фанфикшн

---

Все бывает впервые

[Сэриэль.]

Зарисовка с описанием мыслей и чувств. Названия мое слабое место - ничего умнее не придумалось.

Феанор и Финвэ

Все когда-нибудь случается впервые. Первая радость, первая беда. Нет, беда-то как раз была не первая, но до сих пор он надеялся, что это в его жизни не произойдет.
Сын. Самая большая и долгое время единственная радость его жизни. Каждый раз, беря на руки и прижимая к своей груди маленькое тельце, он чувствовал, как крошечные ручки обнимают его за шею, и сердце сжималось от счастья. Да, ему пришлось заплатить дорогую цену, но малыш был отрадой отцовского сердца, и ни за какие сокровища мира он не согласился бы отказаться от него.
Но все рано или поздно кончается.
И вот, протянув однажды руки, чтобы обнять ребенка, он натолкнулся на его сердитый взгляд. Еще не осознав, что произошло, он продолжил движение, но маленькие ладони, которые раньше с такой готовностью откликались на ласку отца, вдруг уперлись ему в грудь. Глаза сына метнули молнии и с воплем «Нет, не трогай меня!» он высвободился и убежал, даже не обернувшись и не пожелав ничего объяснить. Да этого и не требовалось, он и так все понял.
Но с этого мгновения там, где раньше билось сердце, внезапно образовалась пустота, на дне которой лежала небольшая кучка мелких кровоточащих осколков.


Постепенно он успокоился и даже смог снова общаться с отцом, впрочем, по-прежнему не позволяя к себе прикасаться. Он видел боль в его глазах, когда все попытки обнять сына натыкались на холодное «Нет», но не мог пересилить себя.
Но горше всего было от мысли, что у него нет семьи. У всех есть, а у него нет. Кто сказал, что так не бывает? Глупые существа. Посмотрите вокруг повнимательнее, и вы увидите живой пример.
А ведь так хочется подарить кому-нибудь свое тепло и любовь. Хочется до боли, до крика. Но некому. У отца есть семья, а у него нет. Ему некому открыть свое сердце.
Но все рано или поздно кончается, прошел и этот ужасный период. Свет и радость в его жизни появились неожиданно, вместе с рыжими локонами и лучистыми зелеными глазами. Вместе с легким прикосновением нежной девичьей ручки. Кто сказал, что она не красавица? Глупцы. Да обойдите весь Благословенный Край, а такой не найдете.
С какой любовью и волнением он делал два серебряных кольца, одно поменьше, а другое побольше. А вдруг она передумает? Вдруг скажет «нет»? Он не знал, что сказал бы или что сделал бы тогда, но знал точно, что такого удара он бы не пережил.
Но все тревоги улетучились в тот миг, когда она приняла колечко, открыв ему свое сердце. Уже совсем скоро он сможет привести ее в свой дом, как его хозяйку и госпожу.
Все когда-нибудь случается впервые.
Теперь и у него есть семья.

@темы: Фанфикшн

---

подарок или муки творчества

[Amarth]

не отпускала мысля вот и бредится. о феанорингах.
Время действия - где-то спустя сто лет после Дагор Аглареб. уточняется.
Феанариони неспешно готовятся к будущим битвам с Мелькором, однако Макалаурэ заботит вовсе не война, и он обращается за помощью к Атаринке.
криминала нет - читать можно всем.
за указание на фактические ошибки - горячая благодарность.

1.

Теплый весенний ветер резвился под ярким утренним небом Таргелиона, весело заигрывая с молодой травой, тянувшейся к молодому Солнцу, которое бросало ослепительные блики на быстрые волны серебрившегося недалеко к северу отсюда Большого Гелиона. С травы нахальные порывы ветерка без зазрения совести перескакивали на легкие плащи собравшихся на поле эльфов, заигрывали с их блестящими на солнце волосами.
Воздух полнился самыми разнообразными звуками, начиная пением птиц и стуком молотков и заканчивая скрипом натягиваемых воротов и увлеченной квенийской руганью князя нолдор Куруфинве Атаринке Феанариона, руководившего происходящим на поле. Первым помощником пятого сына Феанаро в хитром деле организации полевых испытаний новых боевых машин, которые планировалось в будущем бросить против армий Моринготто, был его единственный сын Тьелперинквар. Сейчас юный мастер взгромоздился на вершину одной из испытуемых осадных башен и что-то там налаживал и подтягивал. Рубаха Тьелпе была распахнута, фамильно-черные волосы туго стянуты на затылке, чтобы не мешались, впрочем, несколько прядей таки выбилось, вынуждая нолдо то сдувать их с лица, то заправлять за левое ухо (из-за правого торчал огрызок угольного карандаша), щеки раскраснелись, глаза азартно сверкали, а вся работа в руках прямо таки горела. Каждый раз, натыкаясь взглядом на сына, Атаринке невольно улыбался, его сердце согревалось гордостью и отцовской любовью. Глядишь, пройдет еще несколько десятков лет и прозвище «Искусный» по праву перейдет к единственному внуку Феанаро. Сам Куруфинве, ни на какие верхотуры пока что не лез, руководя процессом с земли, доводя некоторые моменты до совершенства уже на ходу, внося необходимые пометки и дополнения в свою переплетенную в толстую кожу тетрадь. Братья иногда шутили, что Атаринке никогда с ней не расстается, за исключением тех случаев, когда рубит орков.
-оттягивай дальше, сотню валарауко на тебя! – Воскликнул Куруфинве, переведя взгляд на приводимую в боевую готовность группой эльфов из воинов Карнистиро солидных размеров баллисту. – До упора! Нужна максимальная дальность! - Ворот заскрежетал снова, оттягивая металлический трос дальше. В общем и целом Атаринке был доволен. Конечно не все, что собрали, было идеально, но для того, что бы выявить недочеты и довести орудия до ума эти испытания и были устроены. Больше всего Куруфинве ожидал момента, когда дойдет до проверки одного хитрого момента, суть которого состояла в том, что все эти сложные конструкции, путем нехитрых манипуляций за считанные мгновения, могли стать кучей бесполезного хлама, в том случае, если пришлось бы при отступлении оставить их на милость противнику. Никто из нолдор не был наивным до такой степени, чтобы думать, будто бы пока изгнанники активно готовятся к войне с Моринготто, сам Черный Вала в безделье сидит на своей падшей заднице, плюет в своды Ангамандо и чахнет над Сильмариллами, ну уж точно не все время, а уж его неглупый первый помощник и подавно. Атаринке вряд ли бы кому-то признался, даже Тьелпэ, что в глубине души уважал Жестокого и его мастерство, а проницательный Макалауре считал, что у них нечто сродни негласному соревнованию, но вслух ничего не говорил об этом и лишь заговорщически улыбался своим мыслям. Впрочем, это не мешало пятому сыну Феанаро яро ненавидеть черного майя и, если бы довелось Искусному сойтись с ним в бою, Куруфинвэ сделал бы все, что бы уничтожить Гортхаура. И уж тем более Атаринке не собирался оставлять Жестокому свои разработки, хорошо бы было, конечно вообще не отступать, но феанариони, при всей их гордости и амбициях, все же смотрели на вещи реально и предпочитали подложить соломку на место возможного падения. Сейчас машины выводили на позиции и приводили в боевую готовность, подтаскивали испытательные мишени. Куруфинве старался не упустить ни одной мелочи, впрочем, как всегда. Предвкушение зажигало в его стальных глазах яркое пламя азарта, что делало его и без того более остальных братьев, похожего на отца, каким-то живым воплощением Огненного Духа, будто бы Феанаро в такие моменты, ну и еще когда Атаринке полностью отдавался работе в кузне или мастерской, просто вселялся в тело своего пятого, любимого сына. Целеустремленный взгляд, видящий что-то, что подвластно только Мастеру, четкие, быстрые движения, резкие, отрывистые фразы... Это жутковатое, потустороннее ощущение иной раз, когда бывало особенно сильным, заставляло братьев вздрагивать, пусть всего на одно мгновение, необходимое чтобы напомнить себе, о том что …., но никто из феанарионов не испытывал от этого ощущения радости.
Помимо самого Атаринке с сыном и Карнистиро, на чьей земле происходили испытания, посмотреть на новые шедевры Искусного прибыли двое старших братьев. Сейчас они стояли на краю поля и наблюдали за происходящим. Майтимо, стоявший прищурившись и уперев руки в бока, был сосредоточен и будто бы просчитывал в уме, где и как использовать разработки младшего брата, хотя вероятно оно так в действительности и было, в последнее время Нэльяфинве, не смотря на то, что в Белерианде был мир, все больше и больше думал о войне. Макалауре, сидел на корточках и перебирал тонкими пальцами молодую траву, у Певца был спокойный, задумчивый и какой-то немного отсутствующий вид, к которому уже, в общем-то, окружающие привыкли, и считали, что второй сын Феанаро немного не от мира сего. Однако те, кто знал его лучше, в первую очередь, конечно братья, могли бы разглядеть в спокойных, серебристых глазах Кано тревогу – и не смутную, - а вполне определенную. Понять, что волновало Певца, тоже было не сложно, - для тех, кто его неплохо знал, разумеется, - Макалауре беспокоился о старшем брате, о том, что чем дальше, тем больше Майтимо погружается в какое-то болото. То, что Нэльо думал только о войне, особенно сейчас – это казалось Кано ненормальным, неправильным, и не столько разум твердил об этом Певцу, сколько кричали ощущения, которым Златокователь привык доверять. Что было причиной состояния старшего брата, Макалауре подозревал, а после недавнего визита кузена Финдекано в Химъярингэ, и его яростной ссоры с Нэльо, Певец почти не сомневался, что дело в ране, полученной братом при освобождении с проклятого Тангородрима. Невозмутимому обычно Кано хотелось кричать на старшего, так же, как кричал Финьо, пытаясь достучаться до здравого смысла Майтимо, треснуть кулаком по столу, чтоб до треска, а если мало, то и ударить брата, до крови, чтобы, наконец, разбить этот лед отчужденности, отчужденности, утягивавшей Нэльо в пустоту. Однако Златокователь знал, что это не поможет - порывистый Астальдо ничего той безобразной ссорой не достиг, так что Певец не тешил себя напрасными надеждами: чтобы вернуть брата к нормальной жизни нужно было что-то другое - совсем другое, об этом Кано хотел поговорить с младшими, так как у него самого уже никаких идей не было, в первую очередь с Искусным, ведь не зря говорили еще в Амане, что самые разумные головы в Феанаровом потомстве достались Нэльо и Атаринке. Краем мысли Макалауре пожалел, что Тьелкормо остался приглядывать за их с Искусным владениями - иногда третий феанарион рождал не слишком разумные, даже бредовые, но в итоге оказывавшиеся весьма эффективными, идеи. Хотя…. Увлечь Майтимо охотой Кано, который сам её не слишком любил, уже пытался – не помогло. Присутствия близнецов не ожидалось с самого начала, как братья договорились о проведении испытаний, и Певец пока не мог определиться, огорчен он этим фактом или нет, так как, хоть и соскучился по самым младшим, но в первую очередь Кано все-таки рассчитывал на основательных Атаринке и Морьо.
Морифинве Карнистиро стоявший на небольшом естественном возвышении – высокой кочке – на поле недалеко за спиной Атаринке довольно щурил темно-серые глаза и кривовато, но искренне улыбался, глядя на механизмы брата.
- Уж теперь-то Моринготто точно не поздоровиться, - шире улыбнулся четвертый феанарион, сжимая кулаки, уже предвкушая грядущие сражения. Не сказать, конечно, что затянувшийся мир тяготил Мрачного, от бесконечных сражений уставал даже он, да и по мелочи приходилось не раз обнажать верный двуручный меч, но перспективы, открывшиеся Карнистиро теперь, его явно радовали. К слову сказать, перед началом испытаний, двуручнику Мрачного пришлось основательно поработать - на северо-восточных границах Таргелиона стали появляться приблудные орки и разная мелкая пакость. Морифинве был рад лишний раз размяться, однако взял себе на заметку это шевеление.
Наконец, все установки были на местах и в полной готовности. Тьелпэ стремительно, словно подхваченный порывом весеннего ветерка, спустился на землю и в последний раз оббежал конструкции, что могли вызвать сложности, дабы лишний раз удостовериться, все ли в порядке. Подтянувшийся поближе к месту действия вместе с Нэльо, Кано невольно улыбнулся, отметив, что за ухом у племянника красуется уже другой карандаш.
-Все готово! – сообщил младший нолдо отцу и дядьям, Атаринке с улыбкой потрепал сына по и без того взъерошенным волосам и дал отмашку начинать. В следующий миг баллисты выстрелили, одна за другой с коротким интервалом, воздух наполнился треском, грохотом и прочим шумом, за которым подчас не было слышно друг друга, однако резкие команды Куруфинве, казалось, легко перекрывали всю эту какофонию.

-Весьма впечатлен, Атаринке – тем же вечером, когда родственники обосновались в самом просторном шатре разбитого на краю поля лагеря, произнес Майтимо, поднимая кубок крепкого вина за успехи брата – Пусть не ведает оружие промаха, а враг – пощады! Поднимем же кубки в честь нашего брата-мастера! Айя, Куруфинве Атаринке Феанарион!
Искусный пил вино, принимал поздравления от братьев и был искренне рад. Практически все получилось, как задумывалось, а что не так, так это еще доведется, главное – в целом нолдор получали сильную карту в предстоящей войне с Моринготто, а сам мастер удовлетворение, которое очень скоро побудит его творить дальше. Это воодушевляло, будоражило кровь и еще дальше и больше возбуждало фантазию нолдо. Как и у отца, голова Атаринке всегда была полна идеями, разной степени возможности воплощения – от смутных мыслей – полуобразов, до практически кристально ясных вещей, что надо было просто взять и сделать. Вот и сейчас Искусный уже думал о том, за что бы ему приняться дальше, он никак не мог выбрать - это была мука, но мука сладостная, наверно только присутствие братьев и какое-то едва ощутимое тревожное невидимое мерцание в воздухе мешало ему сей же час взяться за грифель и тетрадь и начать чертить, высчитывать, рисовать. В такие моменты пятый сын Феанаро становился особенно чувствительным к тому, что его окружало, покров жесткости, суровости, грубости, наращенный годами лишений и испытаний, словно приоткрывался, даря ощущение единства с миром, с самим собой, столь редкое для Дома Феанаро после Исхода. Вот и сейчас Атаринке четко увидел напряжение Нэльо, которое тот старательно пытался скрыть, сильную тревогу Кано, радость Морьо, разбавленную впрочем, какой-то рассеянностью, или растерянностью и конечно видел яркое, ясное и чисто счастье Тьелпэ. Атаринке улыбнулся сыну и вновь взял кубок.
Братья делились впечатлениями от увиденного, и в один прекрасный момент, когда уже не одна бутыль была раскупорена и осушена, Майтимо достал из небольшого походного тубуса скатанную карту северных земель Белерианда, раскатал её на шкуре, что бросили на пол шатра и прижал края пергамента, что бы те не скручивались.
- такие баллисты стали бы отличным дополнением линий обороны здесь, - Старший указал кинжалом на гряду холмов к северу от Заставы, - и здесь, - Майтимо снова ткнул лезвием в карту. Карнистиро с интересом посмотрел, потер подбородок в раздумье и посоветовал перенести задуманное улучшение чуть-чуть к западу. Нэльо сдвинул брови, покрутил выбившуюся из косы рыжую прядь, видимо что-то прикидывая в уме, и ответил, что можно бы было попробовать. Тьельпэ сунулся под руку Морифинве и вручил самому старшему дяде карандаш из-за уха, на случай, если тот передумает дырявить карту. Макалауре же, глядя на спонтанный военный совет, чуть не схватился за голову, поднял обреченный взгляд и столкнулся со стальными глазами Атаринке, в которых читалось что-то похожее на понимание.
-Я пойду прогуляюсь, - произнес Кано, легко поднимаясь на ноги и несколько вымучено улыбаясь братьям, - подышу немного.
- смотри не заблудись – пошутил в ответ Морьо, - если что, зови, - Мрачный подмигнул Певцу и вновь вернулся к мучимой Нэльо карте.
-можешь не сомневаться, позову – отвечал Златоткователь, уже выскальзывая из шатра.
Опустившаяся на Таргелион ночь была хороша. Макалауре полной грудью вдохнул свежий, прохладный весенний воздух, прикрывая от удовольствия глаза и на миг забыв, где находится и что делает. Но только на миг, вздохнув, Певец тряхнул гладкой черной шевелюрой и плавным шагом направился в сторону от лагеря. Вскоре привычные звуки стали тише, и Кано окружила безлунная весенняя ночь во всем своем великолепии хмельного аромата трав и сумасшедших песен ночных птах и цикад. Молодые звезды лукаво перемигивались между собой. Макалаурэ взял с собой лютню, не задумываясь, по привычке, он уже довольно давно не касался струн, но сейчас обнаруживать свое присутствие – значило бы нарушить какую-то хрупкую, щемящую красоту, что его окружала, поэтому Певец просто опустился на толстый ствол поваленного много лет назад дерева, слушал, прикрыв серебристые глаза, и ждал. Ждать пришлось не очень долго, впрочем, Кано и не считал минуты, полностью растворившись в окружавших его звуках и ароматах весны. Макалауре услышал приближающиеся шаги Атаринке, но ничего не сказал и не открывал глаз, ждал. Искусный сорвал травинку, сунул в рот и уселся рядом с Певцом.
-С нашим старшим что-то не так, - не спросил, подытожил Куруфинвэ.
-Это все рука, - не стал ходить вокруг да около Макалаурэ, - он научился сражаться без неё, но… не знает, как жить без неё, в мире, когда не надо воевать, и, похоже, не хочет знать. - Кано открыл глаза и теперь внимательно смотрел на брата. – Знаешь, он даже с Финьо разругался - страшно, - Куруфинве недоверчиво присвистнул, и Певец кивнул, - я не знаю, что делать, он не хочет жить, он ищет войны, а кто ищет войну – находит Смерть, как нашел наш отец. Я не хочу, что бы Нэльо повторил его путь, - длинные, изящные, обманчиво хрупкие пальцы Певца легли на жесткую руку Искусного и крепко сжали. – Но я уже не знаю, что делать, брат. Он уходит, из этой жизни, от нас, с каждым днем все дальше и дальше, мы должны что-то придумать, иначе потеряем Нэльо.
-Я тебя понял, Кано, - Атаринке пристально посмотрел в жидкое серебро глаз брата, его собственные глаза потемнели и в ночи казались черными. – Я что-нибудь обязательно придумаю. Мы не дадим ему пропасть!

конец первой (всего наверное будет две(или три)) части.

@темы: Фанфикшн

---

Отверженный.

[Elofor]

(Чего-то так, навеяло...)



Мне дали смерть, а я просил о жизни,
Мне дали мрак, а мне был нужен свет.
Я так желал найти покой в Отчизне,
Но вы забыли давних дней завет.

Мне дали боль, а я просил пощады,
Мне дали месть, а я хотел любить.
Я не молил ни славы, ни награды,
Я лишь хотел, как все, спокойно жить.

Но вы, забыв о дружбе и прощенье
Предали жизнь, а я ей дорожил,
Вы дали мне вкусить всю сладость мщенья,
Так кто из нас виновен в этом был?

Вы знали боль печали и потери,
Вы не жалели дать её сполна,
Вы в царство мира мне закрыли двери,
Заставив чашу боли пить до дна.

Но дни прошли. Вы, верно, осмелели,
Решив забыть о муках этих лет.
Мне дали мир, надежду, радость веры,
Мне дали жизнь, а мне роднее - смерть.

---

[Агата Лерд]

На кону - честь одного дорогого мне ролевого клуба...и 5 метров дюрали
Помогите, пожалуйста, раздобыть контакты иностранных ролевых и реконструкторских клубов. Любые- электронные или реальные, значения не имеет. Желательно все же сайты. На сайте обязательно должен присутствовать альбом фотографий.
Страна не имеет значения - только не Россия и не бывший СССР. Подойдет в идеале - Англия, Франция, Германия.
Желательно в кратчайшие сроки.
Заранее спасибо. Hantale,mellyn!

---

Феанаро

[Сэриэль.]

За несколько мгновений до конца.


Я слышу чей-то голос, зовущий меня из тьмы. Кто это, чего от меня хотят? Пытаюсь собрать вместе разбегающиеся мысли. Голос не один, их много. Одно слово мне все же удается разобрать. Атаринья. Значит, это мои мальчики. Они успели… Сознание на миг проясняется. Ну конечно, успели. Ведь это они вынесли меня оттуда. Они меня не бросили, мои дети. Я открываю глаза и вижу их встревоженные лица. Нельо, Кано, Турко, Морьо, Амбаруссар. Одного только нет передо мной. Наверное, это на его коленях лежит моя голова. Атаринке, мой любимый сын, мое второе я. Ты так похож на меня. Хорошо это или плохо? Я не знаю. Ты всегда гордился нашим сходством, но сейчас… Пусть твоя судьба будет счастливее моей.
Мысли путаются. Я снова обвожу их всех глазами. Я вас люблю, вы знаете об этом? Говорил ли я вам когда-нибудь? Я не помню. Надо сказать, пока еще есть время, ибо скоро его не будет. Но из груди вырывается лишь хриплый стон. Не могу… Как горько и больно. Но может быть, вы и сами об этом знаете? Или все же нет? Был ли я вам хорошим отцом? Не могу спросить, нет сил… Но если бы это было не так, тогда вас не было бы сейчас здесь, ведь правда?
В глазах темно. Это звезды светят так тускло, или у меня туманится взор? Кажется, все-таки всему виной мое зрение, вот уже двоится в глазах. Или это и правда кто-то держит меня за руку? Кто-то восьмой. Но вас ведь семеро… Я пытаюсь разглядеть. Какой-то юноша. Обеспокоенный взгляд, который он бросает за мою спину. Ах да, это же мой внук. Зачем Курво привел его сюда, он еще слишком мал для таких походов. Впрочем, он отец, ему виднее.
Я плохо вижу вас. Что-то мешает. Волосы. Надо попытаться их стряхнуть. Тело не слушается меня. Тут же чувствую легкое прикосновение ко лбу. Теперь хорошо. Спасибо, Кано.
Нельо что-то быстро говорит Турко. Не слышу. Но на его серьезном лице я читаю боль. Кто-то подносит к моим губам воду, помогает пить. Эта влага уже не может потушить бушующий внутри меня пожар, но все равно, спасибо вам за заботу, мои любимые.
Любимые… Нерданэль, жизнь моя, где ты? Я так хочу последний раз взглянуть на тебя. Но это невозможно. Тебя здесь нет. Ты всегда была мудрее меня, ты пыталась мне сказать, но я не слушал. Почему ты не удержала меня силой, зачем отпустила?
Меня душит кашель. Какая-то влага стекает по губам. Соленая. Кровь?
Простите меня, мои сыновья. Зачем вы клялись вместе со своим отцом? Вы-то не были безумны. Почему я снова заставил вас дать слово? Я так хочу освободить вас хотя бы от части ваших обещаний. Не могу. Сил нет даже на дыхание. В глазах темнеет. Меркнет сознание… Маяком во тьме перед глазами рыжие локоны… Нерданэль…

@темы: Фанфикшн

---

Алый. (из цикла "Семь Цветов Радуги")

[Агата Лерд]

Ветер. Ты один пока не оставил меня. Ветер.
Ты хлещешь по лицу ледяной плетью стали, не давая закрыть глаза. Ветер.
Ты не даешь мне уснуть, забыться… забыть.
Ветер.
Неужели ты тоже…
Тьма. Она обволакивает тело и душу, не давая уснуть.
Тьма здесь всегда и везде. Тьма – душа этой страны, этой проклятой долины.
Ветер смеется мне в лицо. Он принес когда-то Тьму в Валинор. Он принес на мои губы горький пепел белого шелка и деревянных лебедей.
Ветер-бродяга… Пропитанный ядом чернотравья, ты взметнул и развеял по крупице тело отца, его душу, его огонь…А мы, благословенные от рождения и Проклятые в жизни, стояли, не смея вздохнуть, ибо с дыханием на наши лица ложился прах Пламени…
И ты повторял за нами слова, что отныне вплетены в судьбу нашу и Мира… Слова, что легли проклятием на то, что изначально светлее дня…
Ветер. В этой стране ты – Слуга Тьмы, глаза и уши Моринготто, его голос. Ты мой палач – но еще больнее бьет собственная память.
Я закрываю глаза.
И вновь бросаюсь с головой в пылающие Гавани Альквалондэ, в черный горелый Лосгар, где лед смешался с пламенем, венчающим белых птиц, и ветер танцевал на мачтах, принося им смерть.
- Майтимо! Майтимо! Наконец-то! Брат!
Полусон пропадает, как и не было. До боли знакомый голос, на грани узнавания…
- Руссандол! Лисенок!
Я поднимаю голову. На скале надо мной, ну узком выступе, стоит Тьелко, ветер треплет его пышные кудри. Как же ты изменился, брат… Но все тот же огонек в глазах… Солнечный… Так звал тебя отец… Почему я не чувствую радости, ведь я так долго не видел тебя?
- Т.. Тьелкормо… - с трудом выдавливаю слова из сорванного, сожженного жаждой горла.
- Дай руку! Я вытащу тебя!
- Я…прикован… бесполезно.
- Да что я, железку не перерублю?!
Он ложится животом на край, протягивает мне ладонь. Узкая и светлая, она так же, как и дома, пахнет травами… Маленький шрам на тыльной стороне – еще в детстве ты уже играл с оружием…
- Руссандол! О чем задумался? Ну же, давай! Крепость наша! Камни… у нас! Все в порядке!
Что-то странное мелькает в небесного цвета глазах. Что-то…слишком знакомое.
- Майтимо! Мне лежать тяжело! Скала живот давит! Дай руку, или я сам к тебе слезу!
И я протягиваю левую ладонь, уже зная, что произойдет через миг…
Он приподнимает меня, и…
Рука, что вцепилась мне в запястье, обращается в порыв ветра. Столь родное…дорогое лицо рассыпается дыханием ядовитых трав. Черный ветер пляшет вокруг меня, бьет по лицу и смеется…
И так мало сил. Их не хватает, чтоб слышать этот смех. На этот раз шутка удалась, Моринготто. Думай так, если тебе угодно.
Я закрываю глаза.

- Пусть пляшет ветер в кронах деревьев, и путает волосы дев на поляне, и старые песни звучат… И лютня твоя поет о прекрасном, а голос певицы так чист и светел, что жаль, что крыльев мне не дано…
Я открываю глаза.
Ничего.
Молчание бьет по сознанию. Даже ветер молчит.
Сон. Песня мне всего лишь показалась. Да и откуда ей взяться здесь, напеву Валинора, что я сам когда-то сложил…
- Ты дай мне руку – пойдем кататься на стае птиц под облаками, где ветер смеется, цветами дышит, и лютня твоя звенит под ветром….
А почему б и самому не спеть? Так память скорее приведет меня к мраку, но молчание уже невыносимо…
- И плещется радуга брызг фонтана, смеется ветер, хохочут девы…
Голос внизу подхватывает песню.
Хватит, Моринготто. Я устал. Я пою для себя.
- Отец подхватит тебя на руки, закружит лихо, отпустит с нами…
- И в танце этом теперь едины волна и камень, огонь и ветер…
- И даже время для нас застынет…
- Забудь о мире, и с нами смейся…
- Пляши… МАЙТИМО??!!
Хватит.
Враг, ты повторяешься. Я пою для себя. В прошлый раз брат, теперь – лучший друг… Кто «придет за мной» в следующий раз? Отец? Или сами Валар?
- Майтимо, ответь! Это же я!
- Хватит. Я…тебя не просил…теперь прошу…хватит. Убей меня!
- Что? Как… О, Валар, что же с тобой сделали…
- Убей. У меня нет больше сил. Кем бы ты ни был, настоящий ли ты, или морок – я прошу о милости. О смерти.
- Ты…считаешь, я – лишь морок? Нет! Я… я сейчас заберусь и… освобожу тебя!
- Не надо. Не трать силы – свои и мои. Просто убей меня. Ты всегда был хорошим лучником, Финдекано. Одна стрела… Просто представь, что перед тобой – не я. Мишень. Зверь на охоте. Или враг.
- Но я… я не могу!
- Можешь. Или уходи. Если тебя застанут здесь, ты разделишь мою участь.
Финдекано потянул лук из заплечного чехла. На щеках его заблестели слезы. Прости меня, мой друг. Прости за все. За корабли, за льды, за Гавани… За сам этот проклятый поход.
- Я делаю это лишь по твоей просьбе. О, Отец птиц небесных…
Окончание молитвы потерялось во взвывшем ветре. Даже если ты не попадешь, друг мой, за тебя это дело докончу я сам…
Я закрываю глаза.
Звякнула рядом стрела о камень. Промах. Ничего, ты исполнишь мою просьбу…
- Руссандол! Очнись, Руссандол!
- Хватит…хлестать…м…меня…по лицу… За тебя это уже ирчи… с лихвой…
- О, Валар! Прости! Я…сейчас…
Друг мой… Ты… как же ты поднялся?
Орлы Манвэ… Значит, Валар все же обратили свой взор к изгнанникам…
- Цепь.. слишком… прочная…
- Значит, оставь меня и уходи. Довольно и того, что я тебя увидел… Впервые за… столько лет… Или… нет! Не уходи! Мечом… ты не промахнешься.
- Нет!. Я не могу! Валар ведь послали орла – так не может же все закончиться…так…
- Может. Горькая шутка Моринготто. Убей меня и уходи. Ты не знаешь, через что я прошел. Прошу тебя, прекрати мои муки! Ты же мой друг!
- Я знаю. Прости. Я понял, что надо сделать, но не знаю, простишь ли ты меня.
- Прощу. Я не прощу одного – если ты останешься со мной и тоже попадешь в плен.
- Хорошо.
Правая рука взорвалась болью. Алая тьма погасила мир.


- В знак примирения и того, что мой народ прощен, я отдаю тебе, брат моего отца Нолофинве, корону народа Нолдор. Отныне Первый дом не претендует на власть.
- Да будет так.
Спину жгут яростные взгляды братьев. Ох, и не по душе им была эта идея – передача власти…
Как же я устал… Да и рука снова ноет. Надо бы к Амбарусса сходить – у нас он всегда мазями ведал.
Тяжела ты, корона мятежного народа… Пусть венец отдан дяде, но никуда не спрячешь кровь. И Проклятье висит над душой, как надгробный камень…
Я засыпаю.
И сон мой – алая тьма.


В руке полыхает Сильмарилл. Теперь левая рука готова обуглиться – так жжет ее творение отца.
Неужели… я теперь подобен Врагу?
А ты вспомни – ехидно шепчет внутренний голос.
Резня в Гаванях.
Пепел кораблей.
Устье Сириона.
Убийство стражи Валар.
Убийство за убийством, ложь за ложью, предательство и Тьма… Как же больно…
Но разве не искупил я вину? Не я ли собирал армии, и сам впереди шел в бой? Не я ли терпел десять лет в подземельях Ангбанда, а после – многие года на скале? Не удерживал ли обозленных братьев? Я искупил все! Сполна!
Нет, - шепчет голос. – Не сполна.
Прошлое забыто. Но на руках твоих новая кровь. И искупать ее еще труднее, еще дольше…
Я не могу вернуть Сильмарилл – виной тому Клятва. Так не доставайся же ты никому, Камень!
Искра ярчайшего белого пламени взлетает над пропастью… и падает в нее, растворяется в бушующем пламени недр.
Сгорает мое проклятье.
Сгорает моя душа…
Я стою на краю расселины. Как же больно…
Я делаю шаг. Все поглощает алая жаркая тьма.


- Atarinya ?!
- Я с тобой, мой маленький. Навсегда.
Горит в ладони Звездный камень. Горит ровно, не обжигая…
Вокруг правого запястья – тонкий шрам. Белая нитка, возвращающая память.
Я искупил вину.
Я теперь с отцом.
Горят расколотые небеса.
- Я, Нельофинве Майтимо Руссандол, бросаю вызов!
Горят Звездные Камни.
Идет дождь. Падают капли.
В каждой – маленькая радуга. Нас семеро. Семь Цветов Радуги.
Падают Капли. Звучит Последняя Музыка.

---

"Зеркало Феанора". Из цикла "Семь Цветов Радуги".

[Агата Лерд]

Мой первый фикерский опыт. По мотивам "Химринг" Клода и Марго.

Зеркало Феанаро.

Ветер. О чем ты расскажешь мне, мой брат, мой враг… Ветер.
Я помню – пламя в небесах. Лебеди Тэлэри мечутся, как живые. Корабли сгорают, как брошенные в камин свитки…
Ветер. Зеркало перед глазами, лицо перекошено яростью. Столь ненавистное мне лицо. Зеркало.
Зачем ты тревожишь мой дух? Я давно ушел, мне нет места в том мире. Я – предатель. Кровь сыновей – плата за подлость отца.
Ветер. Пламя в глазах. Горький вкус пепла на губах. И синие глаза старшего. Мой рыжик, тебе носить корону мятежного народа, тебе нести мой грех, Проклятие тех, кто повернул против воли Правящих этим миром
Их семеро. Семь цветов радуги. Семь лепестков Нифредиль. Семеро. Но Клятва тяжела и семерым…
Алый. Майтимо. Старший. Сынок… Ты унаследовал мою силу и дух своей матери. Зачем я не послушал ее в дни скорби? Ты холоден, как льды Хэлькараксэ, как взгляд Владыки Ветров. И все же твой огонь горит. Ты смотрел мне в глаза не с вызовом – с укором. Ты винил меня в гибели тех, кто остался, тех, кто не пускал нас к кораблям, тех, кто шел через льды. И я знаю – эту вину не искупить. Алый – моя вина.
Синий. Макалауре. Лютня в твоих руках поет о моей смерти. Я знаю, глупо… Я попался в ловушку, как щегол в силок. Я слишком ослеплен гневом на Врага. Бичи Темных Духов, Темное пламя схлестнулось с огнем Пламенного Духа…и победило. Я погиб. И тебе нести эту память сквозь века. Ты видел мой последний бой. И я отдал эту ношу тебе, мой менестрель… Помни о матери. Ты так похож на нее… Синий – моя тоска, моя печаль.
Золотой. Тьелкормо. Охотник, ученик Того, кто ведает зверями и птицами. Ученик Великого Охотника. Береги его дар. Он сыграет еще свою роль, и не единожды. Ты унаследовал мое пламя, но оно не жжет – лишь греет. Солнечный, я люблю тебя. Береги себя, не поддавайся гневу. Ведь когда-то гнев погубил меня. Ты видел мои раны, и слезы твои капали, не в силах стать целебными… Тогда, Солнечный, ты плакал впервые… Золотой – моя память.
Лиловый. Атаринке. Умелый. Ты был тем, кому я отдал себя всего. Имя и облик – все у тебя мое. Ты первый взлетел на помост перед толпой и подхватил слова Клятвы. Слова, что отныне вплетены во всю ткань Мира. Слова, исказившие всю вашу жизнь… Не повтори моих ошибок, Умелый. Ты Умелый – не Пламенный. И ни к чему тебе идти по моим стопам. Оставайся собой. Помни отца, мой сын… Лиловый – моя душа.
Медный. Карнистир. В кого же ты такой хмурый? Ты улыбался, ты смеялся в той, в последней битве… И я хотел слышать твой смех всю Вечность… Смех оборвался. Ты увидел Смерть. Она настигла не тебя – но неужели жизнь предателя столь дорога тебе? Пусть даже этот предатель – твой отец… Смейся. Не поддавайся печали. Не бросай братьев, Мастер – одиночка. Я не знаю, что же могу сказать тебе. Слова ускользают, рвется нить, тускнеет зеркало… Забудь о мести. Помни о Клятве… Прости, я мало думал о тебе. Медный – моя Тьма.
Зеленый. Умбарто. И голубой – Амбарусса. Столь похожие – и столь разные. Близнецы – но не одинаковы. Вы навсегда останетесь детьми. И я не знаю, когда пробьет ваш час. Вам не суждено коснуться Камней. Но не печальтесь, мои маленькие охотники. Мои маленькие рыжики…
Капли падают. Зеркало мутнеет. Не зеркало – вода. Откуда вода в пустыне? Не вода – мои слезы.
Амбаруссар. Рыженькие мои… Вы взошли на помост следом за Атаринке. Не забывайте меня. Я и сам жалею о том, что связал ваши судьбы в этот проклятый клубок. Я бы сам встал под удар – но вас мне не спасти… Кровь сыновей – плата за деяния отца. И я не вернусь. Я так и не увижу вас взрослыми. Вы сражались вместе со всеми, дети. И первыми вы отбросили Духов Огня. Но я уже упал… Простите. Зеленый – мой смех. Голубой – моя любовь.
Удар. Зеркало трескается. Вода. Вода пойдет волнами – не треснет.
Здесь, в Чертогах Времени, все обман. Все ненастоящие. Только Ветер…
Ветер врывается в мою темницу, пусть другие видят дворец - это темница. В такую заключили Врага. И я – Враг.
Удар. Огонь, огонь! Танцуй по стенам – мне уже не больно. Ветер, унеси меня! Неужто не искупил я вину! Пять эпох за плечами – а я по-прежнему Враг…
Удар. Я не ваш пленник, Владыки!
Удар. Зеркало расколото, теперь навсегда.
Каждый оборачивается на небо, что полыхает огнем. Синие глаза с тенью боли – Алый. Туманные, цвета горного льда – Синий. Серый жемчуг – Лиловый. Бешено-небесные, яростные – Золотой. Карие, цвета дубовой коры, с золотыми лучиками – Медный. Испуганные, столь прекрасные, всех цветов одновременно – Зеленый, Голубой…
- Что это, Майтимо?
- Северное сияние… Наверное… Не бойся, мой маленький…
Наверное? Нет, это не сияние – это небо объято алым пламенем, пламенем ярости, вырвавшейся на волю души!
Пляши, Огонь! В страхе мечется Владычица Звезд, в ярости Владыка Ветров… Мимо проносятся лица Владык, и последнее из них – недоуменное… Владыка Судеб! Ты удивлен – никто не смеет вырваться из твоей тюрьмы? Нет! Я сбегу! Я бросаю вам вызов, Владыки!
Все теряется в бешеной пляске огня.
Уноси меня, Ветер… Может, и я умру навсегда…
- Я, Куруфинве Феанаро Финвион, бросаю вызов!
Небеса раскололись.
- Atarinya ??!! Семь голосов. Столь родные, столь прекрасные…
- Милые мои… Я с вами навсегда!
Горят в ладонях Звездные Камни.
- Я бросаю вызов… - шепотом, сорванным горлом..
Падают осколки зеркала. Звучит Последняя Музыка.

---

[Моргаер]

По мотивам одного хорошего фика
"У Келегорма сидели его братья Куруфин и Карантир. Они только что сделали треугольные шахматы и теперь соображали, как же в них играть. Ибо, в отличие от их папы, им было проще сначала сделать вещь, а уже потом придумать, для чего она нужна." (ПГ, Эллениэль и Эстелл Грэйдо)

---

УСИ РУЛЯТ!! И роняют братьев...

[Агата Лерд]

Сообразно с тем, что аз есмь Амбарусса (ОДИН ИЗ,А НЕ ОБА СРАЗУ!!!!),выкидываю рисуночек, за который в свое время получил вилкой от Куруфина. А Келегорм пообещал псину натравить..

---

[Арфинг]

@темы: Альквалондэ

---

Один из самых любимых фанфиков

[Аревик]

ОБЕЗДОЛЕННЫЕ
(WYDZIEDZICZENI)

Автор: Catherine Karina Chmiel, kasiopea @ aiglos.tolkien.com.pl
Перевод: Хьялма, lamatyave @ gmail.com; перевод Клятвы – Хэлка Саратовская
Возрастная категория: G (без возрастных ограничений)

– Майтимо?
– Я не сплю. Входи.
Канафинве закрыл за собой двери и подошел к массивному креслу. В нем, почти погребенный под грудой подушек и шкур, покоился брат.
– Можно подумать, ты провел тут всю ночь, – шутливо заметил Кано.
– Именно это я и сделал.
– Целую ночь?! Ты не мог заснуть? – Кано присел рядом и оперся рукой о резной подлокотник. – Почему же ты не позв...
– Хотел спокойно поразмышлять... – прервал его брат и посмотрел в окно, наглухо закрытое тяжелыми занавесями.
– Рассвет прекрасен как никогда, Майтимо, – мягко начал Кано. – Ты точно не хочешь...
– Нет, – быстро ответил его брат тоном, не терпящим возражений.
Канафинве мысленно вздохнул. Еще одна "печать Тангородрима", как называл это Куруфинве. Майтимо не желал видеть восходов солнца и не терпел, когда свет падал прямо на него. Один-единственный раз они посадили его на солнце и, пораженные его реакцией, никогда более не совершали этой ошибки. Только после этого им пришло в голову, что невыносимый жар был одной из пыток, каким подвергался брат, вися на скале. Поэтому в ясные дни до самого полудня, пока солнце не уходило в соседнюю комнату, Майтимо пребывал в полумраке, а занавеси оставались плотно закрытыми. Другие же братья любили солнце. Они не переставали восхищаться этим новым источником света, хотя, по мнению большинства из них, он был слишком ярок. "Валар все чаще изменяет чувство меры", – изрек Куруфинве, а остальные братья его поддержали. И все же у семейства появился новый обычай – собираться в час захода солнца (а иногда, если было желание, то и на рассвете), чтобы наблюдать и обсуждать игру красок на небе. Вчера, например, как выразился Морьо, им показали "синяки в клюквенном соусе".
Несмотря на все усилия, им не удалось уговорить старшего брата присоединиться к этому развлечению. Прошло уже много недель с тех пор, как Финдекано привез его, но Майтимо все еще не мог выносить пребывания на солнце. Даже заходящем.
– О чем ты думал? – Кано взял его ладонь и начал растирать ее круговыми движениями, готовый прекратить при малейших признаках раздражения больного. Вернувшись из плена, Майтимо ясно давал понять, что прикосновения ему неприятны. Но с этой неприязнью братья сразу же начали бороться. Как бы случайное прикосновение к плечу, попытка убрать волосы со лба, пожатие руки привели к тому, что он, по крайней мере, не вздрагивал как ошпаренный и не пытался уклониться. Постепенно, с великим трудом, братья заново приучали его к знакам дружбы и преданности. Точно так, как если бы они приручали дикого и раненого зверя.
Майтимо медленно отвел взгляд от теней, танцующих на занавесках, и проницательно посмотрел на брата. На исхудавшем лице глаза его казались неестественно огромными.
– Ночью так тихо... – начал он.
Канафинве молчал, терпеливо ожидая продолжения.
– Маглор? – позвал Майтимо.
Канафинве вопросительно поднял брови.
– Ты говорил, что на этом новом языке твое имя звучит как Маглор? – терпеливо пояснил Майтимо.
– А, ну да, – Кано кивнул головой. Его не удивило, что брат быстро переменил тему. Он уже привык, что мысли брата бродят только им ведомыми путями.
– Мне нравится, как это звучит, – Майтимо поудобнее оперся головой о подушку. – Маг-лор.
– Хочешь, я и твое имя переведу?
– Нет, – Майтимо высвободил свою руку из его ладони. – Вот чего я сейчас хочу, так это позавтракать, – добавил он к изумлению и радости брата.
– Сейчас же велю приготовить, – Кано с готовностью вскочил на ноги. У Майтимо очень редко просыпался аппетит.
– И, если можешь, позови остальных – поедим все вместе.
– Разумеется. Амбарусса недавно приехали с охоты.
– Да, я слышал звук рогов.
– Хочешь съесть что-то определенное?
– Да так, что-нибудь сладкое.
– Яблоки в меду, например? Или лепешки со сметаной?
– Да, хорошо. Да.
Кано выглянул из комнаты, позвал слугу и отдал соответствующие распоряжения. Немного спустя в соседней комнате послышался шум. Первым из братьев явился Тьелко, на сей раз без Хуана у ноги.
– Aiya! – громко воскликнул он с порога. – Сегодня какой-то особый день? Я что-то прозевал?
– Сегодня нет, – ответил Кано. – Зато вчера ты прозевал обед, ужин и Церемонию Звезд. Можно узнать, куда ты запропастился?
– Я был на пастбищах. Кобылы жеребились.
– Ну конечно. Ты там был необходим – сами по себе они не могли ожеребиться.
– Как поживает мой любимый рыжий брат? – Тьелко пропустил мимо ушей слова Кано и подошел к больному.
– Сколько новых лошадей у нас появилось? – спросил Майтимо, в свою очередь не обращая внимания на вопрос.
– Четверо. Из них только один жеребец, зато чубарый. То есть, я готов биться об заклад, что он будет чубарый. Итого у нас одиннадцать жеребят. Через какую-нибудь неделю подоспеют еще трое.
– Финдекано говорил, что им отчаянно не хватает лошадей, – пробормотал Майтимо, глядя в окно.
– Если хочешь, скажи ему, чтобы выбрал себе кого-нибудь из наших, – великодушно предложил Тьелко.
– Не премину, брат, – задумчиво ответил Майтимо. – Не премину.
– Только руки прочь от Зорьки, – предостерег Тьелко. – И от Силимы. И от... – дальнейшее перечисление было прервано появлением близнецов, как обычно, шумных и смеющихся. Они сразу же кинулись к креслу Майтимо.
– Мы подстрелили трех кабанов-одиночек!
– Журавли прилетели на болото!
– Выдумывает, он их не видел!
– А он завидует, потому что прозевал!
– Это что там у тебя? – грозно спросил Тьелко, видя, что за пазухой самого младшего брата что-то подозрительно шевелится. – Клянусь молотом Ауле, он снова кого-то приволок. Кого на этот раз?
– Посмотри, – сказал Тельво, и нагнулся так, чтобы Майтимо мог увидеть, кто прячется под наполовину расшнурованной рубашкой.
– Сейчас отгадаю... – проворчал Тьелко, – ты не мог не приютить это, потому что оно ранено, осиротело, оголодало и заблудилось, я прав?
– Нет, – Тельво широко улыбнулся. – Потому что оно рыжее.
– О нет, только не очередная белка! – Тьелко выразительно завел глаза. – Умоляю, всё, что угодно, только не белка... а?
– Куничка, – объяснил Питья, с удовольствием наблюдая, как почуявший волю зверек, похожий на рыжеватое веретено, ныряет в груду подушек.
– "Куничка"? – едко переспросил Тьелко. – В самом деле, только куницы нам тут не хватало... куница! – вдруг просиял он. – А ведь это, пожалуй, и к лучшему. Когда подрастет, сожрет белок и зайцев! Отличная была идея, одобряю.
Амбарусса дружно бросили на него полные возмущения взгляды. Маленькая куница выглянула из-под шкуры на высоте плеча Майтимо и дерзко принялась обнюхивать ему ухо.
– Что тут происходит? – спросил Морьо, входя. Волосы его были мокры – видимо, только что, согласно своему обычаю, он выкупался в озере. Даже пронизывающий холод весеннего утра не мог заставить его отказаться от привычных купаний.
– У нас появилась куничка, – язвительно сообщил ему Тьелко.
– Даже четверо, как я слышал, – равнодушно ответил Морьо. – Поздравляю тебя, счастливый отец.
– Мы говорим о кунице, а не о жеребятах, ах ты, унылый невежда! Куница. Надоедливые, непоседливые, рыжие...
– Амбарусса! – догадался Морьо. Он улыбнулся, сверкнув зубами. Ответом ему было возмущенное фырканье близнецов.
– Куница, скажите пожалуйста! Ну что ж, – значит, вопрос с белками решен. Прекрасно! – неспешно протянул Морьо, прохаживаясь по комнате. – Здравствуй, братишка, – наклонился он и поцеловал Майтимо в лоб. – Ты знаешь, что у тебя сидит зверь за воротником? Кстати, спрошу чисто из любопытства, – Кумир об этом знает?
– Еще нет, – ответил Тельво.
– Это хорошо – я ни за что не хочу пропустить этого момента. А где он обретается, хотя бы приблизительно?
– Работает в литейной, – сказал Кано, осторожно освобождая больного брата от шустрого и назойливого зверька.
– Уже нет. Я видел, как он крутился по двору, – вмешался Тьелко.
– Ага. Значит, скоро будет здесь, – рассеянно заметил Кано, пытаясь вытряхнуть куницу на сей раз из собственного рукава. – Ммм, помогите, что ли...
– Дай, я вытащу ее, – Тельво подошел и схватил его за руку.
– Белки, зайцы, ежи, куницы... – устало перечислил Тьелко. – Наш лагерь – самый сумасшедший в Белерианде. Мои псы от этого шалеют. Пару дней тому назад вспугнули зайца, а когда, наконец, настигли его, то расступились и дали ему убежать, думая, что это один из наших. Я вам уже рассказывал об этом?
– Сегодня еще нет, – махнул рукой Питья.
– И что ж мать вас так много нарожала? – раздался звучный голос и в дверях появился Куруфинве в своей рабочей свободной рубашке и столь же поношенных штанах из палевой кожи.
– И мы рады тебя видеть, луч радости нашей, – заявил Морьо с усмешкой. – Что за мрачный вид? Опять твой знаменитый сплав не получился?
– Не получился. И не пойму, в чем дело, – Куруфинве тряхнул головой. – Температура была какая надо, металл тоже, а сплав вышел слишком мягким.
– Ну может, кузнеца надо заменить, – предположил Морьо и получил в ответ испепеляющий взгляд. – А ты знаешь, что в нашем семействе прибавление?
Хмурый взгляд Куруфинве теперь обратился к близнецам и с негодованием на них задержался.
– Это всего лишь маленькая куничка, – осторожно объяснил Тельво, который, как и его близнец, немного побаивался взрывного характера брата.
– Нет! И речи быть не может, – Куруфинве решительно потряс головой. – Только через мой труп.
– Это тоже вариант, – радостно заметил Морьо.
– Отнеси зверя туда, где нашел, – Куруфинве не обратил внимания на подначку. – Либо я сам это сделаю. Немедленно.
– Я буду за милю обходить твою кузницу.
– То же самое ты говорил о тех проклятых белках. Быстро, или я за себя не отвечаю.
– Посмотри на эту мордочку, – Питья попробовал сменить тактику, протягивая вертлявого зверька Майтимо. – Ну, посмотри же.
– Руссандол, не дай себя уговорить, – загремел Куруфинве. – Взываю к твоему разуму, ибо остальным его явно не хватает.
– Оставим зверушку? – Питья многозначительно подмигнул. – Ты же знаешь, мы, рыжие, должны держаться вместе.
По лицу Майтимо скользнула тень улыбки.
– Что касается меня, то я не вижу препятствий, – произнес он и, вытянув руку, погладил куницу по головке.
– О неееет! – Куруфинве всплеснул руками. – Рыжие, вы бич этого злосчастного мира.
– Истинно говоришь, – Тьелко кивнул. – Все беды от рыжих.
– И от белок.
– Именно так!
– Куница может жить здесь, – сказал Майтимо.
– А вонь? – поморщился Куруфинве.
– Она не будет ей мешать, – прозвучал годный на все случаи, старый как мир ответ, и близнецы прыснули смехом.
– Так как насчет завтрака? Стол уже накрыт, – Морьо кивнул головой по направлению комнаты, которая в последнее время служила братьям столовой. – Мне не хотелось бы вас торопить, но я зверски голоден.
– Пошли! – Майтимо отбросил в сторону шкуры и оперся левой ладонью о подлокотник кресла, наклоняясь вперед. По меньшей мере четверо братьев одновременно бросились ему помочь.
– Нет! – остановил их резкий приказ. – Я сам.
– Руссандол... – беспокойно начал Кано, делая шаг в его сторону.
– Я сам.
Задержав дыхание, они смотрели, как он, сжав губы в узкую линию, медленно и трудно поднимается с кресла. В какой-то момент казалось, что ноги у него подкашиваются, но нет – неуверенно, с большим усилием ему удалось выпрямиться, хватаясь левой рукой за подлокотник. На лбу Майтимо выступили капли пота.
– Что стоите – идите, садитесь за стол, – проговорил он сквозь стиснутые зубы. – Ну, вперед.
Но никто не двинулся, все оцепенело смотрели, как он делает один неуверенный шаг, потом другой, третий...
– Кано, дай мне руку.
Канафинве подошел к нему вплотную и взял его за руку, неприятно костлявую и холодную. Пальцы Майтимо сжались судорожно и с удивительной силой.
– Потихоньку, – шепнул Канафинве, борясь с желанием подпереть брата плечом. Он был уверен, что Майтимо этого не захочет, но рука будто сама тянулась к брату. Кано поднял голову и посмотрел вверх, на лицо Майтимо – сосредоточенное и исказившееся от напряжения. За столько недель опеки над прикованным к постели больным Кано успел уже забыть, насколько высок был его брат. Истощение, казалось, делало его еще более высоким.
Еще один шаг, передышка, еще два шага. Они были уже на полпути к выходу.
– Теперь уже можешь меня... отпустить, – с усилием проговорил Майтимо.
– Но...
– Дальше... пойду сам.
И пошел, заблаговременно вытягивая левую руку, чтобы опереться сперва на спинку стула, а потом о фрамугу.
Медленной процессией они вошли в соседнюю комнату. Майтимо добрался до ближайшего стула во главе стола и тяжело сел, не дожидаясь, пока остальные займут свои места.
Кано, не спрашивая, налил вина и подал брату кубок. Майтимо сделал несколько глотков, затем вытер ладонью лоб. Его дыхание начало успокаиваться. Тем временем Куруфинве наполнял кубки, раздавая их остальным. Наконец отставил кувшин и поднял свой кубок вверх, повернувшись к Руссандолу.
– Твое здоровье, брат!
– Твое здоровье! – хором откликнулись остальные. Майтимо поблагодарил их кивком. Кано наклонился и стиснул его предплечье.
– Ты велик, – шепнул он, и был награжден слабой улыбкой.
Они давно не садились завтракать в таком приподнятом настроении.
– Когда бы я знал, что сегодня такой замечательный день, оделся бы во что-нибудь более праздничное, – смеясь, сказал Тьелко.
– Более праздничное? – Куруфинве смерил его снисходительным взглядом. – Перед твоей страстью к нарядам ничто даже женские капризы.
– В отличие от тебя я слежу, чтобы одежда подчеркивала высокое положение семьи. Отец хвалил меня за это.
– Другими словами, моя одежда слишком уродлива, да? – вызывающе бросил Куруфинве.
– Неееет, она уродлива не слишком, а в самый раз, – тотчас же вспомнил Тьелко одну из их семейных шуток.
За столом загремел смех.
Минуло более двухсот лет Древ с тех пор, как Феанаро, спрошенный при всех, действительно ли он считает, что дворец Нолофинве "слишком уродлив", ответил именно этой, ставшей уже легендарной фразой, – но братьев она все еще смешила. Так же, как и воспоминание о выражении лица дяди.
Ненадолго воцарилась тишина, пока собравшиеся придвигали к себе блюда и накладывали еду. Во время этих домашних, семейных застолий принято было отсылать слуг, чтобы разговаривать без стеснения. Братья сами себя обслуживали. Так было и в этот раз.
Двери заскрипели и в комнату проскользнул Тьелпинквар, сын Куруфинве, которого все еще звали Малым, хотя он недавно стал уже взрослым. Он приветствовал собравшихся улыбкой и поклоном, попросил прощения за опоздание и под аккомпанемент очередного скрипа старательно закрыл двери.
– Нужно смазать эти петли, – сказали в один голос отец и сын. За столом снова началось веселье.
– Сделай это сразу же после завтрака, – велел Куруфинве, а Малый кивнул и уселся за стол, принимая у Морьо поднос с хлебом.
Амбарусса, украдкой кормя куницу, начали рассказывать об охоте и о новом поселении мориквенди, которое они обнаружили у входа в небольшую долину. Тьелко с Куруфинве углубились в тайны нового сплава серебра, а Морьо давал братьям советы бывалого пловца. Кано следил, чтобы Майтимо ел как следует, и подсовывал ему лакомые кусочки.
Заскрежетал отодвигаемый стул.
– Ты куда? – Кано посмотрел на Куруфинве, который решительно встал, бросив на тарелку недоеденную лепешку.
– Я понял, что я делаю не так. С топкой-то все в порядке, – сказал он, собираясь выйти.
– Мы еще не закончили завтрак, – заметил Кано.
– Дозавтракаете без меня. Приятного аппетита!
– Сядь, – неожиданно произнес Майтимо и все семь пар глаз заинтересованно на него посмотрели. – Не уходи. Я хотел бы обсудить с вами кое-какие дела.
– Но... – начал Куруфинве, разрываясь между пламенным желанием пойти в кузницу и жгучим любопытством.
Морьо сильно потянул его за рукав, не говоря ни слова, и Куруфинве послушно сел на свой стул.
– Пользуясь тем редким случаем, что нам удалось собраться всем вместе, я хотел бы поговорить с вами, – начал Майтимо. – У меня было много, слишком много времени, чтобы все обдумать. Но прежде чем принять решение, я хотел бы выслушать ваши мнения.
– Мнения о чем? – нетерпеливо спросил Тьелко.
– Тс-с-с! – Кано бросил на него сердитый взгляд.
– Я хочу знать – после всего, что со мной случилось, сможете ли вы назвать меня главой Рода? – спросил Майтимо.
Все недоуменно переглянулись, до предела удивленные.
– Разумеется, да, Руссандол! Как вообще, так и... – начали Амбарусса, перебивая друг друга, но Майтимо призвал их к молчанию, подняв ладонь.
– Подумайте, что вам придется подчиняться приказам калеки и...
– Не говори так о себе! – резко прервал его Кано. – Ты не имеешь права так говорить, слышишь?!
Остальные братья горячо его поддержали.
– А как еще назвать вот это? – Майтимо поднял культю правой руки.
– Неужели ты вправду думаешь, что, не имея одной ладони, нельзя быть хорошим королем? – нахмурился Кано.
– Этого я не говорил.
– Вот и хорошо. Для меня ты – вождь. По праву и по рождению ты являешься Верховным Королем. Я подчиняюсь тебе безоговорочно. Тьелко?
– Я тоже. Морьо?
– Да. Кумир?
– Еще раз меня так назовешь, и я засуну твою голову вот в эту вазу.
– Какая остроумная шутка...
– Перестань, Морьо! – вмешался Кано. – Твой ответ, Куруфинве?
– Да. Разумеется, да. Питья?
Майтимо спокойно выслушал до конца признания всех присутствующих, а потом сказал:
– Прошу вас еще раз как следует все обдумать, потому что я хочу, чтобы вы мне поклялись в верности. Потом уже не будет возврата.
Этого никто не ожидал. Все были в замешательстве.
– Майтимо, – осторожно спросил Канафинве, – тебе не кажется, что клятв в нашем семействе уже достаточно?
– На вас будет одной клятвой больше.
– Зачем? – Куруфинве наморщил лоб. – Ты нам не доверяешь?
– Это не вопрос доверия или недоверия. Это формальность, которая необходима.
– Ты что-то замышляешь, брат, – Куруфинве сощурился. – Что-то висит в воздухе, я это чувствую.
– Это мускус куницы, – Тьелко попробовал разрядить напряжение, но не добился большого успеха.
– Сейчас я расскажу вам о моих намерениях и думаю, это поможет вам принять решение, – Майтимо поднял голову. – Я решил отречься от короны в пользу нашего дяди.
В течение нескольких биений сердца стояла глухая тишина.
– Ты с ума сошел?! – взорвался наконец Морьо, багровея от возмущения.
– Это шутка? – холодно спросил Куруфинве.
– Нет, – спокойно ответил Майтимо.
– Помешался? Хочешь лишить нас наследства?! – Тьелко вскочил на ноги. – Если ты помнишь об Отце, эти слова должны были застрять у тебя в горле, а к тому же...
Шум заглушил его слова. Все начали кричать, перебивая друг друга.
Майтимо терпеливо ждал, пока все накричатся. Кано это заметил и начал утихомиривать братьев. Немного спустя установилась относительная тишина.
– Но почему же? – Кано вопросительно посмотрел на старшего брата.
Майтимо окинул всех взглядом – каждого по очереди, а потом набрал воздуху:
Будь он друг или враг, запятнан иль чист,
Порождение Моргота или светлый Вала,
Эльда, или майя, или Пришедший Следом
Человек, еще не рожденный в Средиземьи,
Ни закон, ни любовь, ни союз мечей,
Ни страх, ни опасность, ни сама судьба,
Не защитят от Феанаро и его рода
Того, кто спрячет или сохранит или возьмет в ладонь,
Выбросит прочь или отдаст, но не нам
Сильмариль.
С каждым словом голос Майтимо набирал силу, и скоро комната стала тесной, как клетка. Его глаза сверкали, а левая ладонь сжалась в кулак. Оцепенев, братья были не в силах оторвать от него взгляд.
Так клянемся мы все.
Смерть принесем мы ему до конца дней,
Горе до скончания мира.
Слово наше слышишь ты,
Эру Всеотец! В вечнодлящуюся Тьму
Ввергни нас, если дела не совершим.
На святой горе услышьте нас,
И клятву нашу запомните, Манвэ и Варда!
Слова отгремели, а они все еще сидели неподвижно, словно фигуры на картине. И если вечность тому назад, в Тирионе, когда они произносили эти слова, их жег огонь, теперь они почувствовали холод. Их пронизывал насквозь ледяной озноб. И ужас, какого они не ощущали с того самого дня, когда погиб Финве и тьма пала на Валинор.
– А теперь, именем Отца хочу задать вам вопрос, – четко произнес Майтимо. – Что вы сделали, чтобы выполнить Клятву? Какие предприняли шаги, какие заключили союзы, чтобы отомстить за смерть Отца и Деда и вернуть то, что нам принадлежит? Как вы собираетесь покарать убийцу и злодея?
Ему ответила тишина. Некоторые смущенно переглянулись, некоторые опустили глаза.
– Что вы сделали, чтобы приблизить нас к победе? – Майтимо не отступал. – У вас были годы на подготовку. Что вы сделали?
"Ничего, – подумал Кано, сглатывая слюну. – Мы ничего не сделали. Ждали чуда. Ждали... тебя".
– Так, может быть, вы бросали слова на ветер?
– Конечно, нет! – смог наконец выговорить Тьелко. – Как ты можешь так говорить!
– Ну тогда посвяти меня в ваш план завоевания Сильмарилей, – Майтимо пронзил его взглядом. – Ты знаешь, где скрывается злодей, знаешь, кто он. Ты клялся отомстить. Что тебя удерживает?
– Мы не можем атаковать Ангбанд!
– Почему?
– Как... как это почему? – Тьелко посмотрел на братьев, ища поддержки. – Это было бы самоубийством! – Его поддержали бормотанием и поддакиваньем.
– Клятва не запрещает нам ожидать подходящего момента, – заметил Куруфинве.
– И сколько ты собираешься ждать? – резко спросил Майтимо.
– Сколько нужно! – выведенный из равновесия Куруфин пожал плечами.
– Ничего не делая?
– Это неправда, что мы ничего не делаем! Мы построили этот лагерь, укрепили стены...
– И сидите в нем как мыши за печью!
– Мы вооружаемся! Высылаем дозоры...
– Вы и так должны были бы это делать независимо от клятвы, – оборвал его Майтимо. – А меня интересуют настоящие дела. Вооружаетесь, говоришь? Сколько войска вы можете сейчас выставить?
– Каких-нибудь восемь, десять тысяч, – ответил Морьо.
– Конных?
– Нет, – Тьелко покачал головой. – Лошадей хватит только для половины войска.
– Пять тысяч пеших и столько же конных, – подвел итог Майтимо. – Этого слишком мало, чтобы победить Моргота.
– Вот именно! – Куруфин выразительно развел руки.
– Вот именно! – повторил Майтимо. – И тем самым мы возвращаемся к моему вопросу: что вы сделали, чтобы увеличить войско? Нам нужны союзники, это ясно. Где они, кстати?
– Мы подружились с мориквенди с Эред Ветрин, – робко начал Питья. – Часто их навещаем, учимся их языку. А Кано расположил к себе эльфов, живущих за Митримом, и...
– Мориквенди с Эред Ветрин пойдут за нами? – прервал его Майтимо.
– То есть?
– Я спрашиваю, пойдут ли они с нами на Ангбанд.
– Мммм... – Питья бросил на него унылый взгляд. – Нет.
– Почему?
– Говорят, что это наше дело и не хотят вмешиваться...
– Кано? – Майтимо перевел глаза на брата, который сидел справа.
– Боятся Моргота, – ответил тот тихо. – Не хотят подвергаться опасности.
– Значит, мы одиноки, – многозначительно произнес Майтимо. Никто не ответил. – Ну, и что дальше? – спросил наконец Майтимо, наклонив голову и обводя взглядом братьев.
– Ну и ничего, – буркнул Тьелко, уставившись в столешницу.
– "Ну и ничего", – повторил Майтимо язвительно. – Вот именно. Ничего. Клятва обязывает нас к действиям. А мы – ничего. Ждем неизвестно чего. А Моргот не ждет. В кузницах Ангбанда стоит гул ночью и днем. Орки и волки множатся как мухи. Я был там и видел! – лицо его исказилось. – Я видел мощь Ангбанда, я видел бесчисленное войско и подземелья. Бесконечные подземелья, а в них чудища, каких не видел свет.
– Что ты предлагаешь? – тихо спросил Куруфинве.
– По другую сторону озера живет более четырнадцати тысяч эльфов.
– Ннннет, – Куруфинве начал крутить головой. – Нет. Всё, что угодно, только не Нолофинве.
– К тому же они нас ненавидят, – добавил Тьелко.
– Я пробовал разговаривать с ними, – отозвался Кано. – Наши посольства встречались на западном мысе, сразу же по их прибытии.
– Ну и? – Майтимо внимательно смотрел на него.
– Счастье, что не дошло до открытой войны, – Кано опустил глаза. – С тех пор мы делаем вид, что тот другой лагерь не существует. Нас не допускают на северный берег, мы не допускаем их на южный. Прости меня, Руссандол, но мне не удалось уговорить их. Вождь из меня никакой.
– А ты пробовал попросить у них прощения?
– Попросить прощения? – взорвался Морьо. – А за что же это?
– За то, что мы предали их! – с нажимом ответил Майтимо. – За то, что мы украдкой ушли от них в Арамане, подло бросив на произвол судьбы.
– Отец имел на это право! – закричал Тьелко. – Дядя составил заговор против него!
– Доказательства, брат?
– Нет у меня никаких доказательств! Зачем мне доказательства? Ведь каждый об этом знает!
– Вздор! Он поссорился с отцом, но это не повод, чтобы выносить приговор целому народу! Даже если – повторяю: "если" – и был заговор, этого слишком мало, чтобы обрекать тысячи на смерть! – Майтимо тоже повысил голос. – И в глубине души ты хорошо об этом знаешь! Когда бы не наше собственное предательство, сейчас у нас были бы мощные союзники! Отдаете ли вы себе отчет... – чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул, – отдаете ли вы себе отчет, сколько их погибло при переправе? Финдекано рассказал мне. Восемь тысяч! Восемь. Тысяч.
– И очень хорошо, – буркнул Морьо.
Молниеносно Майтимо развернулся и ударил его по щеке. Это произошло так быстро и неожиданно, что никто из присутствующих, включая ударенного, не успел ничего сделать. Только испуганная куница шмыгнула со стола, скрывшись за сундуком в углу.
Удар был не слишком сильным – у Майтимо еще не окрепла рука, – но от потрясения все оцепенели. Никогда раньше не случалось, чтобы кто-либо из них поднял руку на брата. Остолбеневший Морьо медленно поднял ладонь к щеке, как бы не веря в случившееся, и заморгал увлажнившимися глазами.
– Как ты смеешь! – процедил Майтимо, и голос его был так страшен, что Амбарусса съежились за столом. – Позволяешь, чтобы Моргот через тебя разговаривал! И это в моем присутствии! Ты говоришь о подданных Финве! О твоих родичах! О женщинах и безоружных детях, которые гибли от холода и голода! Ты говоришь об Эленве!
– Эленве нет в живых? – прошептал Кано. – Мы не знали...
– Под ней треснул лед, и она упала в воду вместе с девочкой, – Майтимо не отрывал взгляда от Морьо. – Сумели вытащить только Идриль. Предупреждаю тебя, Морифинве, если еще раз осмелишься сказать подобное, отошлю тебя в цепях в лагерь дяди, чтобы сделал с тобой то, что сочтет нужным.
Морьо, который вначале побелел, как стена, теперь внезапно побагровел, ударил ладонями по столу так, что зазвенели кубки и подносы, и сорвался с места, желая немедленно уйти.
– Сядь! – приказал Майтимо. – Не имеешь права уходить.
Он даже не повысил голос. Не пришлось. Глаза Морьо расширились. Остальные тоже смотрели тревожно. В голосе Майтимо была сталь – как и в голосе отца. Никогда раньше они не слышали у него подобного тона. Они всегда любили старшего брата и доверяли ему, но ни безоговорочным послушанием, ни всеобщим уважением он не пользовался. До сегодняшнего дня. Или, скорее, до дня возвращения из плена. Будто бы Тангородрим выжег из него мягкость и нерешительность.
Сегодня, глядя на него, они впервые почувствовали страх. Все, без исключения.
Приказу, отданному таким образом, невозможно было не подчиниться. Ноги Морьо согнулись будто помимо его воли, и эльф опять опустился на стул.
– Почему ты хочешь отдать корону? – тихо спросил Кано. – Чтобы нас помирить?
– Чтобы нас помирить, – Майтимо кивнул. – Чтобы восстановить справедливость. Хочу отдать им великий долг, закончить то, что начал Фин, рискуя жизнью на скалах Тангородрима ради меня.
Снова стало тихо.
Фин.
Финдекано.
Имя, которое преследовало их как угрызения совести. Разумеется, они были пожизненно благодарны кузену за то, что он нашел и спас похищенного брата, но даже величайшая радость не способна была заглушить жгучее чувство стыда. Ибо Финдекано исполнил то, чего они не смогли. Хуже того – чего они даже не пробовали. Они знали, что брат пропал, что Моргот наверняка убил его. Они заранее перечеркнули и его, и свою удачу. А Финдекано не смирился. Он один совершил поступок, который по праву прославил его имя в песнях. Конечно, они тоже славили его. Кано сложил о нем прекрасную песню. Ее пел весь лагерь. Все превозносили имя Финдекано, сына Нолофинве. И братья Майтимо тоже. Славили героя и благословляли его.
И одновременно ненавидели.
Потому что им легче было ненавидеть его, чем себя. Удобней было забыть, что они оставили Руссандола в когтях Моргота, обрекая тем самым родного брата на годы невообразимых мучений. Но, несомненно, в этой недостойной ненависти ни один из них не признался бы открыто даже под бичами балрогов.
– "И Обездоленными станут навеки", – горько произнес Куруфинве. – Воистину. Если ты передашь корону дяде, пустые слова Валар войдут в силу. Мы обездолим себя сами, без посторонней помощи.
– А разве не этого мы хотели? Быть кузнецами собственной судьбы? – с насмешкой спросил Майтимо. – За все надо платить. Либо Корона, либо Клятва. Не можем иметь и то, и другое. Я могу быть либо королем этого лагеря, либо союзником короля, спешащим во главе великой армии к отмщению. Третьего выхода нет.
– Я не преклоню колена ни перед одним из сыновей Индис, – сказал Морьо, гордо подняв голову.
– И я, – поддержал его Тьелко.
– Тебе и не придется, – спокойно ответил Майтимо, глядя на Морьо. – Достаточно будет, если поклянешься мне в верности. Я буду сам разговаривать с дядей и просить прощения от имени Рода.
Морьо глубоко вздохнул и закусил губу. Остальные братья напряженно наблюдали за ним.
– Я должен поклясться тебе в верности? – решил он уточнить.
Майтимо не ответил. Только смотрел.
– Ты ударил меня, – совсем тихо сказал Морьо.
Руссандол протянул руку и дотронулся до его лица очень осторожно и нежно. В этом движении промелькнуло что-то от прежнего Майтимо. Морьо напрягся, но не отодвинулся.
– Ты ударил меня, – повторил он.
– Ты произнес отвратительные слова, – так же тихо сказал Майтимо, проводя большим пальцем по его щеке. – Это было мерзко, Морьо. Недостойно сына Феанаро.
– Никогда больше не поднимай на меня руки.
– Никогда больше так не говори. Никогда.
Какое-то время они глядели друг другу в глаза. А потом Морьо на миг сомкнул веки и оперся щекой о ладонь брата, как делал обычно, будучи еще ребенком. Лица у обоих расслабились. Затем Майтимо убрал руку и выпрямился. Остальные выдохнули.
– Мне не нравится идея отдать корону дяде! – заявил Куруфинве, тряхнув головой.
– Мне тоже, если говорить откровенно, – ответил Майтимо. – Но боюсь, у нас нет выбора. Нравится тебе или нет, но дядя, перейдя Хэлкараксэ, доказал свое мужество и отвагу. Доказал, что достоин короны. И тем самым доказал еще кое-что... – Майтимо на миг прервался, обвел взглядом обращенные к нему лица, а потом сказал с нажимом: – Мы не должны были убивать телери и красть их корабли. В том не было нужды. Мы могли перейти по льду.
– Ты же сам сказал, что во льдах Хэлкараксэ погибло почти... – начал Тьелко, но Майтимо не дал ему закончить.
– Могли бы рискнуть. Хотя бы попытаться. Они понесли тяжелые утраты, но прошли. Раз они смогли, то мы тем более. И наши руки не были бы обагрены кровью невинных.
– Сделанного не воротишь, – сказал, наконец, Куруфинве в наступившей тишине.
– Что правда, то правда, – Майтимо кивнул. – Но в наших силах сделать так, чтобы подобного не повторилось. Я не вижу другого способа предотвратить ссору, кроме как отречься от власти. Вопрос только в том, поддержите ли вы меня. Если да, то обещаю, что приведу вас к исполнению Клятвы. Я сделаю все, чтобы отплатить Морготу за причиненные нам оскорбления.
– А если мы воспротивимся передаче короны? – спросил Куруфинве.
– Тогда мы с десятью тысячами атакуем Ангбанд, погибнем геройской бессмысленной смертью, и Вечная Тьма нас поглотит.
Наступила глубокая, угрюмая тишина. За окнами в лагере кипела жизнь, полаивали собаки, раздавались голоса и смех. Где-то далеко заржал конь, а другой ответил ему. Все это звучало странно и призрачно. Казалось, что занавеси преграждают дорогу не только свету, но и жизни. Будто бы время остановилось.
Наконец Майтимо поднял голову.
– Макалауре? – вопросительно позвал он.
Кано вздрогнул, очнувшись от размышлений. Его удивило, что брат обращается к нему, произнося материнское, неповседневное имя.
Они посмотрели друг другу в глаза.
"Он опять объединил нас, – подумал Кано, с любовью глядя на измученное и исхудавшее лицо брата. На медные пряди неравной длины, вьющиеся вокруг шеи (пришлось обстричь ему волосы, ибо невозможно было расчесать тех спутанных, слипшихся колтунов). – Он вдохнул в нас жизнь. Без него все эти годы мы были в разброде, утратили способность принимать решения. Каждый был занят самим собой. Оказалось достаточно, чтобы он вернулся, пусть даже больной и слабый, – и все сплотились вокруг него. Мы снова семья. Хорошо это кончится или плохо, но он поведет нас. Мы обязаны дать ему обет верности. За Тангородрим. За то, что мы обманули его".
Кано чуть улыбнулся, взял ладонь брата и почтительно поцеловал ее.
– Я поддерживаю тебя, – сказал он. Не дожидаясь ответа других, он встал на колено и, все еще сжимая ладонь Майтимо, начал торжественно: – Я, Канафинве Макалауре, сын Феанаро, клянусь, что... – он улыбнулся, видя краем глаза, что остальные тоже отодвигают стулья и становятся на колени.
Пальцы брата благодарно сжали его ладонь, и Канафинве прикрыл глаза с блаженным ощущением, что теперь – наконец-то! – он делает то, что нужно.
~~Конец~~

---

[Аревик]

Феанор

Маэдрос

Моргот, Феанор и Финве

Три вождя эльдар: Эльве, Ингве и Финве

черный юмор на тему горячей братской любви

Взято отсюда aceshigh.hp.infoseek.co.jp/gallery/tol/sil/fean...

---

[Аревик]

Право Нолдор
Автор: Синтари Фэалиндэ
Подбор: Ольга Тал Шиар


По лицу ледяным лобзаньем
Черный ветер у черных полей
Кровь возьмет единственной данью
Право Нолдор - гнев королей!

Стук копыт по дороге эхом,
Нам единственным ночь близка
Темнота нам вечным доспехом
Сталь Звезды почище клинка!

Нам назад тропу перекрыли
Белый лед да гарь кораблей
Кровь багрянцем окрасит крылья
Право Нолдор, гнев королей!

Да восстанет же брат на брата
Среди нас - не все ли равно
Кровь защитников Дориата
По мечам стекает вином!

Боль в виске огнем отзовется
Не заглущишь, сколько ни пей
На луну променяли солнце
Право Нолдор, гнев королей!

Так предпочли мы безумье леса
Ледяным красотам аллей
Предпочтение ангелам бесов
Право Нолдор, гнев королей

Ледяными вперед полями,
Обречен себе одному
Мы - во Тьме рожденное пламя
И уходим назад во Тьму!</</</

Аккорды

fargalaxy.narod.ru/prawonoldor.html